Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Максим привел девушку к машине, которая стояла с работающим двигателем под присмотром гаишников. Он посадил Дашу вперед и включил печку на полную мощность.
— Спасибо! — пробормотала девушка.
— Жаль, с собой ничего не прихватили, — щелкнув пальцами по горлу, сказал он.
Спиртного в машине не было, а фляжку с коньяком он при себе не держал. Еще пока не спился.
— Ничего, так согреюсь, — пробормотала Авгеева, продолжая обнимать себя руками.
— Попробую поддать немного пару… Сегодня сорок дней, сегодня Илья Данилович собирался ехать на кладбище.
— Собирался.
— А брат покойной жены считает его виновным в гибели жены.
— И Матвей Тельников так считает, — кивнула Даша.
— Матвей Тельников?… — Максим стал вспоминать. — Любовник Риммы… Любовь всей ее жизни, кажется?
— Не кажется.
— Тельников обвинял Илью?
— Да, обвинял… И упрекал. В том, что меня к себе в дом привел.
— А Илья привел вас к себе в дом?
— Да, мы переехали к нему.
— На Жужельникова?
— Да.
— И Тельников там живет… Матвей приходил к вам?
— И Рощин приходил.
— Рощин, Рощин… — Максим вспомнил фамилию на памятнике, рядом с которым высился холмик над могилой Сухарковой.
— Семен Рощин, брат Риммы.
— Ну да, брат покойной жены… Приходил, обвинял, угрожал?
— И обвинял, и угрожал.
— Брат Риммы.
— Брат.
— И Тельников… Муж, любовник, брат. Три букета.
— Что три букета?
— На одну могилу… Когда Тельников приходил?
— Позавчера. Пьяный был. И сегодня пьяный по улице ходил. Не шатался, нет, но Илья видит, когда он пьяный, когда нет… Илья боялся, что он к нам ломиться будет.
— А он мимо прошел?
— Мимо… Но на окна глянул, я едва спрятаться успела.
— Пьяный, значит.
— Еще и на машине куда-то поехал.
— После того, как Илья на кладбище уехал?
— Да нет, до того. За час или даже два до этого.
— Может, на кладбище?
— Не знаю.
— Вам домой нужно, согреться.
— А как же Илья?
— Он остается на кладбище, — вздохнул Павлов.
Даша всхлипнула, закрыв ладонями лицо, и заплакала. Максим позвонил Стасову и сказал, что нужно отвезти Авгееву домой, пока она не окоченела, а заодно пообщаться с Матвеем Тельниковым.
— Есть подозрения на его счет… — сказал он, глядя на подъезжающую машину с включенными проблесковыми маячками. — Тут как раз патрульно-постовая подъехала, а мы давай вместе!
— Ну, можно и вместе, — ответил Стасов.
И тут же открылась водительская дверь. Оказывается, Егор уже подходил к машине вместе с Дементьевым.
Максим кивнул. Над кладбищем уже стемнело, фонарь только у ворот, а за ними могильный мрак. Со Стасовым находился только Дементьев, ну, и покойник третий. Не самая, надо сказать, лучшая компания. Да еще и мороз крепчал. В общем, покойника оставили одного.
Дементьев снова сел за руль. Максим спешил на Жужельникова, но все же вышел из машины, поставил задачу старшему прибывшего наряда. Не поленился провести старлея к могиле Сухарковой, велел оцепить место преступления. Следственно-оперативная группа уже в пути, пусть ждут, а опера должны заниматься розыском. Даже на морозе можно идти по горячим следам.
— Мне бы на Советскую, — уже в пути сказала Даша. — Не хочу на Жужельникова, страшно там.
— Страшно?
— По ночам кто-то ходит. Даже подвывает.
— Ветер по чердаку гуляет.
— Не знаю… А вдруг Римма?
— Илью тоже она избила?
— Нет, конечно!.. Но мне страшно!
— Ну, хорошо.
— Ключи только… — задумалась Даша и полезла в свою сумочку, порылась в ней. — На месте ключи, давайте на Советскую!
— Насколько я знаю, квартиру эту Илья снимал.
— Ну да… Оплатил до конца месяца… Придется… Придется мне теперь самой. Зарплата у меня не очень, — вздохнула Авгеева.
— А в браке вы не состояли, — кивнул Максим.
— А что в браке?… Не факт, что Илья мог бы сохранить за собой дом… Да это уже и не важно, — махнула рукой Даша.
— Почему он не мог сохранить за собой дом?
— Да глупость там какая-то, дом им напополам с Риммой принадлежал, а земля только на нее была оформлена.
— Кто владеет землей, тот владеет и домом, — заметил доселе молчавший Стасов.
— Да, но Илья мог унаследовать как минимум часть земли, — вслух подумал Павлов.
— Он мог унаследовать большую часть земли, — кивнула Даша. — Но какую часть?… Рощин сказал, что им с матерью достанется часть земли перед домом. А это значит, что Илья не сможет зайти домой. Только огородами, только через соседей.
— Нигде не оговаривается, какая часть и кому принадлежит, — покачал головой Дементьев.
— Семен сказал, что оговорит. Станет у ворот с топором и черта лысого нас впустит!.. А рука у него сильная… Но теперь это уже не важно, Ильи нет, вся земля Рощину и его матери достанется. С большей частью дома. Я так понимаю.
— Выходит, Семен этот Рощин главный выгодоприобретатель, — глянув на Стасова, сказал Максим.
— Давай сначала Матвеевым займемся, — зевнув, предложил тот.
— Рощины там недалеко от Жужельникова живут, улица Магистральная… Дом не знаю, я там не была, — качнула головой Даша.
Ее подвезли к дому на Советской, Максим велел девушке находиться на месте, никуда не уходить и держать телефон под рукой. У следователя обязательно появятся вопросы, возможно, он подъедет к ней.
Где жил Матвей Тельников, Максим знал и без подсказок. Подъехали, крикнули хозяйку, залаяла собака, но прошло время, прежде чем появилась Антонина Игоревна.
— Майор Павлов, майор Стасов, уголовный розыск! — представился Максим.
— Да знаю я вас. — Женщина смотрела на него наигранно-безмятежным взглядом.
— Так просто мы не появляемся!
— Что там на этот раз?
— Да вот, снова сорока, — улыбнулся Максим, вспомнив не столь уж давний разговор с Тельниковой.
Тогда сорока на хвосте принесла, что у ее мужа и Риммы Сухаркиной неземная любовь.
— Опять что-то принесла?
— Да нет, хвост нашли. Без сороки. И на хвосте ваша машина, «Рено». В угоне ваш «Меган». Или врет хвост?
— На месте наш «Меган». — Тельникова указала на гараж чуть в стороне от дома.
— А водитель?
— Спит водитель. Устал. — Женщина приложила к горлу два пальца.
— За рулем устал?
— Вообще устал. Полечился с утра, развезло на старые дрожжи, и спать лег.
— А говорят, его у кладбища видели?
— У какого кладбища?
— В городе только одно кладбище. Или есть какое-то другое? А то сами мы не местные!
— Да нет, одно у нас кладбище.
— И Римма Сухаркова там. Сегодня сорок дней со дня ее смерти, да?
— Да, сорок дней.
— Матвей говорил?
— Говорил.
— А может, он с нами побеседует?
— Я же говорю, спит он. Еле уложила… Он же когда пьяный, такой дурной!
— Да ничего, мы успокоим.
— Да нет, пусть спит. Завтра приходите. — Тельникова отвела