магией, обмороков не бывает. Никаких. Никогда. А лекарь старый уже… Бедняга.

Маленький военный совет был организован в срочном порядке и опять в моей спальне. Мильт, Ранаш и Пепельный кое-как втиснулись за стол, а Иза уселась ко мне на кровать. Хотя называть Изу Изой было непривычно.

Мильт был прав. Это было платье Изы, туфли Изы, а самой Изы здесь больше не было. Вместо нее сидела волшебной красоты драконица, от которой фонило силой золотой дочери Вальтарты. Кожа белая, как снег, волосы, красные, как гранат на мече незнакомца, магия, которой больно дышать. Только глаза остались прежние: серые, прозрачные, будто хрусталь.

И эти глаза неотрывным, собачьим взглядом смотрели на меня.

— Уж не знаю, как ты это сделала, — наконец, сказал Пепельный. — Но мы не может скрыть тот факт, что ты превратила безотказную дурнушку Изу в… это. А перед этим выжила в смертельном проклятии Кайне. С заблокированной магией, со своим неразбуженным драконом.

Он был прав. Вместо всеобщего паломничества во славу своей персоны, я рисковала взойти на плаху, как черный маг. Дела с королевством Ильва, где правили черные маги, все еще оставляли желать лучшего. Император отдал им свою старшую дочь, даже не как жену, как залог мира между странами, но у магов светлая магия была под негласным осуждением, а у нас черная магия была под статьей. О посягании на жизнь и достоинство граждан империи посредством темномагического вмешательства. И двадцать пунктов статьи, каждый из которых начинался словом «запрещается». А я только за последние сутки уже пунктов пять нарушила.

— Что же ты такое, Эль? Тебя сослали в Ленхард за черную магию? Я могу казнить тебя без суда и следствия, приказать вздернуть на флагштоке и никто мне не возразит.

В глазах Анхарда искрилось чистое удовольствие. Он загонял меня в угол, и открыто упивался своей маленькой охотой. Атоль сидел с потемневшим опущенным лицом, сжав руки в кулаки и молчал, Мильт же выглядел отрешенным, что было его обычным состоянием. Они не хотели вмешиваться.

Невольно я взглянула в зеркало, которое сама же повесила на противоположной от кровати стене. Смуглая, с узкими холодными глазами, крепкая, ширококостная. Без магии, без семьи. В той, другой жизни, я бы прибегла к дипломатии, стала бы договариваться, торговаться, продавать свои навыки, но в этой… В этой жизни мне было больше нечего терять. Я больше не хотела просить.

Задорно улыбнувшись своей некрасивой мордахе, я перевела взгляд на Пепельного:

— Не знаю в чем ты меня подозреваешь, но смертельное проклятье, посланное Кайне, отбила родовая защита. Взгляни.

Бестрепетно вынула из волос обмякшую от ужаса улитку и протянула Анхарду. Тот с мимолетно помрачневшим лицом повертел в руках мою якобы заколку, прислушиваясь к магии внутри.

«У меня сердце трепещет от страха, — пожаловалась улитка. — Знаешь, как он меня щупает? У… А еще рыцарь…»

— Посмотрел? Давай сюда, — я почти вырвала полуобморочную улиточку обратно.

Что ни говори, а она стала мне дорога, не хотелось бы, чтобы Анхард по глупости причинил ей вред. Анхард, еще миг назад чувствовавший себя хозяином положения, сменил весь словно подобрался, подобно хищнику.

— Допустим. Допустим, проклятье отбила родовая защита, наложенная на твою заколку, но что насчет Изы? Вряд ли родовая защита за пару секунд сделала из Пустой полноценную драконицу.

У меня был заготовлен ответ, но я даже рта открыть не успела.

— Вейра Эль не имеет ни малейшего отношения к случившемуся. Я с восьми лет принимаю настойку олмы, разведенной на драконьей крови, которая, как известно, способна накапливать силу в теле. Случаи самоизлечения Пустых зарегистрированы официально, хоть и редки.

— К тому же это произошло в коридоре, — добила я Пепельного, а сама тихонько сжала руку Изы в знак признательности. — А я была в комнате.

Анхард наклонился вперед, ноздри хищно раздулись, как у охотника, из-под носа которого ускользнула добыча. Он был зол.

Но почему? По какой причине он так откровенно желает загнать меня в угол? Этого я не понимала.

— Возможно, — его губы раздвинулись к хмурой усмешке. — Но будешь ли ты, Иза, утверждать это под пытками?

И я, и Иза буквально окаменели от шока. Даже так?

«Может он нас очень любит? — с большим сомнением уточнила улитка. — И хочет быть с нами любой ценой?»

Мильт вдруг резко распрямился, превращаясь из мечтательного юноши в жесткого опытного солдата, который если и прочтет стихотворное, то только стоя над телом врага и за упокой.

— Вейры не лгут, — сказал он спокойно. — Я был в коридоре, но не успел помочь Изе, у нее случился приступ болезни прямо перед дверью в комнату вейры Эль.

Мильт лгал и лгал осознанно, но он был на моей стороне и принял это решение взвешенно, осознавая риск.

— Ты всего лишь драдер, — Огрызнулся Анхард, не отводя тяжело взгляда от моего лица. — Вес твоего слова невелик, особенно против моего слова.

Наши слова для Анхарда были только пустым сотрясением воздуха. Он бросил на меня короткий взгляд, и я вдруг все о нем поняла. На несколько немыслимых секунд я увидела Анхарда таким, каким его создал отец-дракон. Эгоистичным, злым, привыкшим брать.

— Почему ты не помогла мне?

Голос был совсем тих, но я сразу поняла, кто их произнес. Я ждала их все эти три месяца. Когда Атоль встречал меня в столовой, когда любезно придерживал дверь, когда смотрел на меня издалека нечитаемым взглядом. Он держался от меня поодоль, но был добр ко мне, хотя должен был стать моим врагом. В какой-то степени он оказался в Ленхарде и по моей вине.

— Я слышал, ты помогла многим в похожей ситуации, но мне отказала.

В золотистых глазах Атоля мелькнула давно пережитая глухая боль, которую он когда-то накрепко запер в своем сердце.

— Что происходит, Атоль, — тихо спросил Анхард. — Ты знаешь ее?

Но тот даже не шелохнулся. Атоль ждал моего ответа.

Мне было нечего скрывать, поэтому я ответила максимально честно:

— Я собиралась, но накануне суда ко мне пришла твоя мать и принесла клановую печать. Она нашла ее в твоем тайнике, когда собирала вещи. Она плакала, просила прощения, просила не назначать строгое наказание.

Атоль устало прикрыл глаза, откинулся на стуле и горько рассмеялся.

— А я-то всю голову сломал, все думал, кто же меня так возненавидел… Вот что, друг мой, — он развернулся к Анхарду.