На центральной площади построили несколько маленьких закусочных, буфетов и столовых, поскольку обойти даже треть парка на пустой желудок было утомительно и для здоровья не хорошо. Перекусили так серьёзно и недорого, что дальше прогулка пошла медленнее и на ходу тянуло вздремнуть.

Но по пути подвернулся огромный, растущий прямо из земли стеклянный с перемычками купол метров в пятьдесят диаметром. Перед куполом крыльцо и толстая дубовая входная дверь, разрисованная разноцветными розами и отлакированная. Возле крыльца на стойке торчала табличка с буквами. «Большой розарий. Открыт специально к шестому Всемирному фестивалю молодёжи в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году». В розарии они полчаса стояли как верующие в церкви. Молча и благоговейно. Все розы в тепличном климате пахли одуряющее. Запахи разных сортов смешивались в один чудесный аромат, исходящий от каждого цветка, как в церкви исходит благодать от каждого святого лика. Потом дамы переглянулись, сделали глубокий вдох и вышли на морозец с розовым ароматом и нежным теплом в лёгких.

После розария они собрались было последовать указателю, который направлял к выставочным павильонам, где, судя по надписи на щите возле дорожки, побывало минимально пять миллионов человек. Но Вера Фёдоровна и Алтынай присели на скамейку возле указателя и дальше двигаться передумали.

— Ну, а я быстренько сбегаю, — Майя Аркадьевна была моложе, шустрее и от ходьбы силы её не иссякли, а желание посмотреть побольше только разгорелось.

— Так беги тогда как на четырёх ногах. Уже два часа. В половине четвёртого начнётся регистрация в Домодедово, — сказала Алтынай и откинулась на спинку скамейки. — А ехать на метро с пересадками. По-моему. Точно не знаю. Так что, на всякий случай, поедем пораньше. Иди, мы здесь подождем полчаса. Не дай, Аллах, мне опоздать. Не приеду завтра к обеду, так вся родня меня проклянёт, а муж Ермек и за волосья может оттягать. Он у меня маленько бешеный. И родственниками дорожит особенно. Вроде даже больше, чем мной. И мне это не кажется.

Майя сделала ручкой и скорым шагом удалилась в сторону павильонов.

— Это хорошо, что сегодня не холодно, — Вера Фёдоровна расстегнула на пальто верхнюю пуговицу. — И лес поэтому пахнет сосновый. Только из-за прогулки по Сокольникам сюда можно было приехать. Жаль, нет времени в Третьяковку сходить, в Кремль. А конференция мне лично ничего не дала. Банальное выступление министра. Скучные доклады преподавателей и директоров школ. Да ещё грамоты эти. Мне, честно, неловко свою даже дома показывать. За тридцать лет такой тяжкой работы — две бумажки «За высокий профессионализм». А зарплату мне за тридцать лет подняли на пятнадцать рублей. Да только ерунда это всё. Учительствовать — это мне точно назначено свыше. Это судьба. Пусть вообще нее платят — буду всё равно учить детей литературе и нашему великому, могучему.

— Ну, — согласилась Алтынай. — Так вы в две смены вкалываете. Классное руководство в двух классах. Вы за неделю, если я правильно посчитала, тридцать шесть учебных часов работаете. Больше ста сорока в месяц.

— Сто сорок четыре часа, — вздохнула Горбунова. — А с высчетами в профком и подоходного налога зарабатываю сто пятьдесят шесть рублей. Это при стаже в тридцать-то годочков. Про выслугу лет напоминала директору лет пять назад. Он сказал, что решит в «гороно». А оно как было, так и остаётся. Думают напряженно. Как будто я звание Героя труда выпрашиваю. Хотя за выслугу добавить должны бы не меньше пятидесяти. Эх, да ладно. На пенсию через три года. Муж зарабатывает в два раза больше. Машинист подъёмного крана на стройке. Дочь столько же, сколько я. Швея-мотористка на фабрике детской одежды. Живём хорошо.

— А мне не хватает, — задумчиво протянула Алтынай. — Сто десять рублей на руки дают. Хорошее платье стоит сто. Отдохнуть летом в Сочи — пятьсот накопить надо. А мне тридцать два года. Помада хорошая, дорогая, духи, тушь для ресниц, шмотки из соцстран тоже не для учителей. Муж, жадина, мне ни фига дорогого и модного не покупает. Даже на восьмое марта и день рождения только цветочки. Так мы реально разводиться собираемся. Не уживаемся никак. А три года уже женаты. Детей он не хочет, в отличие от меня. И нет из — за него, придурка, ребёнка у меня. Вот только поэтому разведусь. Женщина должна стать матерью. Природа так постановила. И я сама так думаю. Разведусь и найду путёвого, не жлоба. И чтоб тоже мечтал иметь детей. Но с приличным мужчиной познакомиться — не в халате же. Хотя многие говорят, что помада и духи с одеждой не главное.

— Душа — вот что основное, говорят разумные люди. Ну, у меня всё вроде в порядке с душой. А, честно говоря, встречают-то всё равно по одёжке. Убедилась. Мне вот и в театр выйти не в чем. Муж театр ненавидит, а я люблю. Но пойду теперь уже после развода. Сейчас при нём это невозможно. Ни на шаг не отпускает одну. Только на работу. А в театре можно будет легко познакомиться с нормальным культурным мужчиной. Но у меня всё, от туфель до выходного платья — очень неприметное. Не знаю. Может и не в этом дело. Но клеются ко мне, хоть я и с кольцом обручальным, или бабники явные, или пьющие. Может внешность у меня такая шалавистая, чёрт её возьми!?

— Ты красивая, нежная, добрая, умная, — погладила её Горбунова по плечу. — Ну, деньги, конечно, не самоцель. И воспитали нас так, что к деньгам надо относиться нейтрально. Не желать их слишком. Не в них счастье. Верно, может и не в них. Но мало получаешь и почему-то чувствуешь себя оскорблённой. Хотя я даже мужу об этом ни разу не сказала. Мы детей учим! Что может быть важнее!? Труд тяжелый. И государство делает вид, что этого не понимает. Там знают, что учителя сидячую забастовку точно не устроят и с плакатами к обкому партии не пойдут. Да…

— Я тоже учительство не брошу, — сказала Алтынай. — Можно переучиться на бухгалтера. Математику я тоже знаю не хуже географии. Денег будет куда больше. Но муж говорит, что того, сколько он зарабатывает — трём семьям хватит, чтобы жить спокойно. Делай, говорит, то, что умеешь, хоть бесплатно вообще. Вот я и делаю. Преподаю за копейки, считай. Но школу люблю и работу свою. А разведусь — хоть и в скромном платье, но найду себе настоящего мужчину, которого, полюблю. За Ермека просто так вышла, без любви. Чтобы замужем быть. Большая ведь тогда была уже.