Даже если все происходящее действительно имеет место лишь у меня в голове, мое тело, похоже, не в курсе. Мои икры дико болят, а во рту пересохло от жажды. Наконец я замечаю впереди высокую отдельно стоящую скалу. Вроде бы до нее всего несколько минут ходьбы, однако здесь трудно судить о расстояниях. Я иду еще около часа и лишь тогда замечаю на ее вершине что-то необычное. Я принимаюсь взбираться вверх с такой скоростью, какую только можно развить на этой предательской поверхности. Добравшись до скалы, я карабкаюсь на ее вершину – и обнаруживаю то, что надеялся увидеть. Кто-то сложил сотни маленьких плоских камней в пирамиду высотой мне по грудь. Это первый встреченный мною знак, что кто-то еще проходил этим путем. Я окидываю взглядом горизонт. Вдалеке виднеется облако пыли, а в миле от меня – гораздо более массивный скальный выступ. Его вершина тоже выглядит необычно. Я обнаружил тропу! Еще немного, и я заплачу от облегчения.

Задолго до того, как я достигаю следующего каменистого холма, я замечаю, что поперек его склона что-то движется. Открытие повергает меня в трепет. Возможно, это не люди, но, по крайней мере, хоть какая-то форма жизни! С расстояния нескольких сотен ярдов я уже различаю стадо коз с серебристой шерстью и великолепными белыми рогами, закручивающимися в спирали. Животные резво скачут с камня на камень, изредка останавливаясь, чтобы пощипать усыпанные цветами растения, пробивающиеся из трещин. Я замечаю, что один козел двигается не с такой уверенностью, как остальные: он то и дело спотыкается и поскальзывается, двигаясь позади стада. Видимо, животное ранено. Я не могу не отдать должное Компании. Раненый козел – это блестящий штрих. Благодаря этому несовершенству вся сцена выглядит еще более реальной.

Я понемногу приближаюсь, не отрывая взгляда от неловко двигающегося животного. Когда я уже подхожу к подножию холма, оно начинает преображаться. Я останавливаюсь. Это вовсе не козел! Это человек. Он поднимается с четверенек. На нем козлиная шкура, закрепленная вокруг шеи; голова мертвого животного болтается сзади, словно капюшон. Под шкурой человек абсолютно гол, не считая набедренной повязки. Он стоит на валуне, глядя прямо на меня. Все его тело избито, руки бурые от засохшей крови, и кроме того, у него что-то сильно не так с лицом.

Мне доводилось сражаться с тысячами монстров, штурмовать бесчисленные вражеские укрепления и разбираться с десятками бандитских главарей, однако ни разу я не испытывал такого мандража, как сейчас.

Человек-козел манит меня к себе, но я словно онемел. Я не двигаюсь с места, хотя его жесты становятся все более отчаянными. В конце концов он протягивает покрытую кровью и синяками руку, указывая куда-то вправо. Я гляжу в ту сторону и вижу огромное облако пыли, двигающееся в моем направлении. За стуком собственного бешено колотящегося сердца я различаю грохот множества копыт. Передо мной два варианта: бежать к человеку-козлу или быть раздавленным приближающимся неведомо чем. Я решаю, что знакомая беда лучше.

Я стремглав кидаюсь к скалам и едва успеваю достичь безопасного места, как меня окутывает пыльное облако. Передо мной мелькает тусклая бурая шерсть, черные глаза-бусины и раздвоенные копыта. Несущиеся мимо животные огромны. За ними стелется шлейф зловония, почти столь же густого, как и пыль.

Лишь когда они пробегают мимо и пыль снова начинает оседать, я понимаю, что рядом со мной кто-то сидит.

– Привет, – произносит человек-козел. Несмотря на веселый тон, его голос звучит сипло, словно он нечасто им пользуется. – Тебе повезло, что ты успел вовремя убраться с дороги. Бизоны вообще-то не очень любят гостей. Их хлебом не корми, дай затоптать какого-нибудь путешественника вроде тебя.

Его лицо понемногу проступает из дымки, и я изо всех сил стараюсь скрыть свое потрясение. Переносицы у него нет вообще, нос плоский посередине, с двумя большими ноздрями, раздувающимися и опадающими при дыхании. Кончики его ушей свисают, прикрывая ушные отверстия, а сквозь кожу на лбу прорываются бугорки рогов. В центре каждого янтарно-желтого глаза расположены черные прямоугольники зрачков. Я никогда не видел ничего подобного. Разработавший его программист был явно больным на всю голову.

– Это еще что такое? – невольно вырывается у меня. Даже в OW подобная реплика звучит ужасной грубостью.

Рука незнакомца взлетает к лицу, и я немедленно жалею о сказанном.

– Я один из Детей, – говорит человек-козел.

– Прошу прощения, я не хотел тебя обидеть. Я только что пришел сюда, и ты первый резидент, которого я встречаю. Так значит, ты один из детей? Чьих детей?

По его лицу расплывается широкая улыбка, открывая сильно выступающие вперед и необычайно крупные нижние зубы.

– У каждого из Детей свои родители, – с готовностью сообщает он. – Моими были козел и элементаль Имры.

У меня мгновенно рождается сотня сопутствующих вопросов – большинство из них анатомического характера, – однако я не собираюсь оскорблять единственное разумное существо, встреченное мной до сих пор.

– Так значит, ты сын божества?

Человек-козел кладет одну покрытую синяками ногу поверх другой, сплетает пальцы и кладет на колени сомкнутые в замок руки – весьма грациозная поза для того, чья одежда состоит лишь из звериной шкуры и набедренной повязки.

– Элементали не божества, они просто правят землями в Otherworld. Создатель здесь только один.

Я прочел миллион постов о первом OW и знаю все, что только можно, о Зверях и элементалях. Однако не припомню, чтобы мне когда-либо доводилось слышать о каких-то Детях или о Создателе.

– И много здесь, в Otherworld, таких, как ты? – спрашиваю я.

Человек-козел печально вздыхает.

– Когда-то нас было больше. Но Дети не входили в замысел Создателя. Еще до того, как прибыли первые гости, многие из нас были убиты, а те, кому удалось выжить, теперь скрываются. Мое стадо обычно обитает в горах возле Имры. Они спустились сюда, на пустоши, чтобы защищать меня. Больше в этих краях нет живых существ – кроме бизонов, а они, как ты уже успел заметить, не очень-то общительны. Мне бывает весьма одиноко.

– Ох, это просто ужасно, – говорю я, хотя мне трудно ощутить к нему сочувствие. Он представляет собой замечательный образец искусственного интеллекта, но в конечном счете за всем этим нет ничего, кроме нулей и единиц.

– Многие из нас винят людей в своих несчастьях, – продолжает человек-козел. – Поэтому тебе стоит относиться к нам, Детям, с большой осторожностью.

Я уже собираюсь сказать, что хорошо их понимаю, когда до меня доходит смысл его слов. Нельзя сказать наверняка, но у меня зарождается подозрение, что где-то среди них запрятана угроза. Хотя на его лице царит все та же улыбка, она с самого начала не выглядела особенно успокаивающей. Я оглядываюсь через плечо на вершину скального выступа. Как я и думал, на ней сложена пирамида. Гости уже проходили этим путем до меня.

– Похоже, у вас были посетители, – говорю я, указывая в ту сторону.