не открыть, потому что не повернуться и сил не хватит.

И она стоит так, на месте, глядя вниз на маму, и не знает, что делать.

И друг "полочка" под ее ногами начинает гнуться вперед, вниз — и ноги начинают скользить. Она съезжает… мама внизу с ужасом смотрит на нее… И она падает, летит вниз!

— Я проснулась и заорала. Я поняла, что мне конец, и это было последнее предупреждение. Я сразу решила, что делать.

— И через две недели ты мне уже звонила из аэропорта.

— Через десять дней, Лен.

— За десять дней разменяла квартиру?!

— Долго ли умеючи…

— Ну да, с твоими гипнотизерскими способностями долго ли… Но знаешь, Анька, я тоже шустрая.

— Это для меня не новость.

— Погоди, не перебивай. Слушай. Я уже через два дня после того, последнего звонка, поняла, что ты не пропадешь. Ты что думаешь, я пробила живо твои координаты. Про Владивосток, конечно, ничего не узнала, но узнала, что ты еще две недели назад была-жила в отличной двухкомнатной, типа, сталинской квартирке на Проспекте Мира… а теперь вдруг оказалась в однокомнатной, в городе Пушкине. Оцени, подружка, мою веру в тебя: у меня и в мыслях не было, что ты скинула свою квартиру за наркоту… голос у тебя не такой был. Я так и подумала, что ты разменялась куда-нибудь… но уж точно не на Питер… значит, в другую сторону — скажем, на Нижний или на Екатеринбург какой-нибудь. Так далеко, во Владик, моя мысль не залетала. А зря… Значит, я тебя недооценила…

— А ты не подумала, что во Владике наркота дешевле, чем в Екатеринбурге.

— Нет, тогда спросить было не у кого… А что, правда? — Ленка на несколько секунд задумалась, даже нахмурилась. — Знаешь, не подумала именно потому, что ты себе плацдарм под Москвой оставила… Нет, ты оцени.

— Ленка, я тебя люблю! — призналась она.

— Я это и так знаю, — не воодушевилась подруга. — Иначе бы сцену тебе устроила, когда ты появилась снова-здорово. Через два года. Честно скажу тебе, Анька… я так рано тебя не ждала. Прикольно, да?

— Хочешь — "да", а хочешь — "нет"… Это потому что мне самой жутко интересно, что дальше будет.

— Не торопись, тазик еще пригодится, — предупредила Ленка. — И вот когда ты вернулась так быстро, я сразу поняла, что там был "второй звонок". Там, где ты отсиживалась, с тобой еще что-то случилось… Может, даже пострашнее, чем здесь. И когда я тебя увидела на улице, я так сразу и поняла… что так и есть. Ты идешь такая навстречу, вся такая собранная, уверенная… точно, соскочившая… и глаза у тебя… ну как у Терминатора. Я подумала: "хуже уже не будет, раз стало настолько хорошо и круто". Что, угадала?.. От себя, от своей кармы даже во Владик не убежишь. Там ты за что боролась, на то и напоролась… Я подумала: "так мужиков ненавидеть, со одного захода… бывает, конечно, но тут не та история". И я подумала: что может быть самым худшим? И почему ты совсем завязала, и сразу вся такая крутая стала и совсем не добрая. Думала, думала и придумала, что ты там налетела… в смысле, не залетела, а налетела там на какой-нибудь шалман, и тебя какие-то гады пропустили по кругу…

Ленка примолкла, взяла плановую паузу, присмотрелась.

Она лежала под пледом, теперь как струнка натянутая… и ждала от Ленки одного — вот сейчас она отпустит, ослабит струну. Подруга поможет, раз взялась.

— Вот! — воодушевилась Ленка, видя, что угадала и можно угадывать дальше, будто в игре "Как стать миллионером".

Похоже было на то, что остался один, последний вопрос… На весь миллион!

— А потом… я вообще, ничего не поняла! Оказывается, ты замужем да еще за ментом! "Это как?!" — думаю. И тут мне приходит совершенно бредовая мысль: да тебя какие-нибудь менты и пропустили…

В животе сжалось, дышать стало невмоготу.

— Погоди, Лен, секунду… Подложи подушку.

Ленка все сделала молниеносно, бормоча по ходу — между прочим:

— Я же тебя знаю — ты всегда идешь на боль. Чтобы все самой пересилить. Знаешь, я не верила в это и в то же время была совершенно уверена…

— Не пропустили. Не успели, — выдавила она из себя.

— Вот и слава Богу! — как бы подытоживая, легко сказала Ленка. — Я тоже так думала. А то бы ты не пережила. Тебе нужно дальше всё про всё рассказать?.. Подумай. Хочешь "да", хочешь, "нет". И так уже все ясно… И еще ясно мне, почему ты с этим ментом разбежалась.

— Да…

— Что "да"?

— Я расскажу, — собралась она. — И все.

И Ленка просто стала молчать.

Во Владике ее взяли секретарем в суд.

Потом она развязала… Как-то очень скоро все случилось. Познакомилась — вот смех! — с прокурором, который учился в Москве, на юрфаке. Общих знакомых нашли, кого-то из преподавателей повспоминали, оценки у них одни и те же хватали — так и понеслось… Была с им в какой-то компашке… Он иногда покуривал, для ради понта. Поссорилась с ним в тот вечер — и свалила. Прихватив "косяк" — назло и про запас.

Где-то на окраине дело было, она даже адрес тех прокурорских друзей не знала, он ее привез туда на своей праворульной, почти новенькой "камри". Свалила в темноту и, дура, решила проветриться, пройтись… Часа в два ночи. Тепло было.

Тут ее и прихватили. Ментовская машина даже не подъезжала. Тормознула впереди, метрах в тридцати, ударила светом фар. Она их лиц тогда не увидела.

— Ого, какая хорошая? Куда движемся, красавица, на ночь глядя?

Следующий кадр — сразу заднее сиденье в темной, воняющей перегаром коробке.

— Ого, какой амбрэ! Ты чо, красавица, по конопляному полю на пузе ползала?

Ей хочется ржать, она давится и прыскает.

Следующий кадр — обезьянник. Ее все еще давит ржачка…

У ментов настольная лампа — старая, как у мамы была: металлический рожок-цветок с облупленным краем. Один из трех ментов отворачивает рожок в сторону — эдаким галантным