избу. Свежезаваренный чай, брусничное варенье, фруктовые пряники и шоколадные конфеты ждали его на столе. Кузьмич убежал догонять пар, оставив Андрея хозяйничать.

Вдруг раздался громкий стук, дверь распахнулась.

— Хозяева дома?

На пороге обозначилась округлая фигура вся в клубах морозного пара. Присмотревшись, Андрей узнал соседа, Степана. Тот уже снимал шубу, отряхивал от снега валенки.

— А я думаю, чья это машина во дворе стоит. А это вон кто пожаловал! Ну, здравствуй, дорогой!

Андрей подвинул гостю стул, налил густого чаю в эмалированную кружку. «Верно, уж полдеревни знает, что у Кузьмича гость», — подумал с досадой.

— Да вот, заехал попроведать старика, — сказал он. — И в баньке заодно попариться. Радикулит донимает.

— В твои-то годы! — изумился Степан, присаживаясь к столу. — Я до самой пенсии не знал, что это такое. А ты, стало быть… сколько тебе лет?

— Сорок один.

Гость присвистнул.

— А я думал, лет тридцать. — Он глянул сбоку на Андрея и опустил голову. — Моему-то старшему в этом годе как раз тридцать должно было исполниться. А младший, тот на три года помладше был. Теперь оба в сырой земле лежат, друг дружку, стало быть, охраняют. Царство им небесное…

Андрей слышал от Кузьмича жутковатую историю про то, как один за другим утонули два брата в Иркуте, сначала младший, едва вернувшийся из армии, а через год старший утоп — уже семейный, отец двоих детей. В это трудно было поверить, но это было правдой — отец этих самых утонувших парней сидел сейчас перед ним на стуле и задумчиво прихлёбывал чай из широкой кружки.

— Как внуки-то, растут? — спросил Андрей, желая отвлечь старика от тягостных воспоминаний.

Тот встрепенулся.

— Расту-ут!

— А супруга ваша как?

— Ничего, слава богу, живем помаленьку.

— Трактор-то не продали?

— Не-а, бегает ещё. Да и зачем продавать? Работы много, только успевай поворачиваться. Живности полон двор, всех кормить надо. Без трактора никуда.

Андрей хотел было спросить, зачем двум пожилым людям полный двор живности, но не стал. Хотя ответ был известен: Степан и его жена были друг другу под стать: прижимистые, хваткие, гребли под себя всё, что плохо лежит. Свиней держали, и сало было в избытке, но чтоб угостить соседа — этого от них не дождешься. Вот и на этот раз Степан пришел с пустыми руками. Даже горе их не переменило. Верно подмечено: характер человека не изменишь, каким родился, таким и в гроб ляжешь.

— А ты чего чай пьешь? — поинтересовался Степан. — После баньки-то водочки бы выпить, а? Сам бог велел!

— Это у Кузьмича надо спрашивать, — вяло отозвался Андрей. — Он скоро придёт.

Андрей знал, где хозяин дома хранил водку, у него всегда имелось несколько бутылок про запас, но и знал манеру Степана пить на дармовщину. Он за этим и ходил к соседу, чтобы опрокинуть даровую чарку, посидеть в тишине и спокойствии. Дома-то особо не посидишь.

Степан взял с тарелки пряник, повертел перед глазами, понюхал.

— С города привез?

— Местные. Я пустой приехал.

— А что так. Денег нет?

— Торопился очень.

— А, ну-да, это ясно, — закивал старик, будто понял нечто важное.

Они просидели за пустым разговором с четверть часа, пока в избу не вошел Кузьмич. Лицо его было страшным, пот крупными каплями катился по щекам, глаза казались безумными.

— Славно попарился, — прохрипел он, стягивая шапку. — Добрый парок! — Прошёл к столу и, глубоко вздохнув, опустился на табурет. — Ну что, друзья, тяпнем по маленькой?

Степан согласно закивал, Андрей поморщился. Водку он не любил, а хорошего вина тут сроду не водилось. Про коньяк и не слыхивали. Чай с брусникой — лучший напиток после бани. Брусники в окрестных лесах было навалом, только ленивый её не брал.

Но брусникой оба старика интересовались мало. Через минуту на столе оказалась зелёная бутылка сорокаградусной. Соленые помидоры, маринованные грибы, сало где-то нашарили по сусекам…

Андрей медленно поднялся.

— Пройдусь по улице. Воздухом подышу.

— После бани-то? — воскликнул Степан. — Да ты с ума сошёл! Посиди с нами, выпьем с устатку, сейчас в самый раз.

Кузьмич не уговаривал, знал, что это бесполезно.

Андрей натянул хозяйские валенки, накинул тулуп на плечи, шапку на уши натянул и, открыв дверь, шагнул в мороз.

Семь часов вечера, а на дворе ночь глубокая. Звёзды пляшут в ледяной купели, и так тихо, что слышны малейшие шорохи. Скрип шагов разносится на полкилометра. На улице — ни души, будто вымерла деревня. Но в окнах домов горит свет, из труб валит густой белый дым — деревня живёт по своим законам. Уклад почти не переменился за сто лет. Те же огороды, те же заплоты и колодцы, то же подсобное хозяйство. Та же вода и всё та же твёрдая неуступчивая земля и бездонное равнодушное небо над головой. И заботы всё те же — прокормить семью, не замерзнуть зимой, вовремя засадить огород, затем — выкопать картошку, наварить варенья, насолить груздей, выдать дочку замуж… Андрей обвел взглядом улицу и подумал: «И чего не жить здесь, в тиши векового леса, вдали от городской суеты, от пыли и от вечной спешки?» Но тут же вспомнил, что и здесь не всё ладно. Молодые гибнут, спиваются, уезжают в город, бросая стариков — у них свои планы, своё представление о счастье. Воровство, наркомания, хулиганство здесь почти такие же, как в городе. Это всё кажущееся спокойствие, обманчивая тишина. Дома, когда-то крепкие, заметно обветшали, покосились. Попадались и брошенные, с заколоченными ставнями. Заборы везде глухие, высокие, не перепрыгнешь. Собаки у каждого — злые, здоровущие, глотку перегрызут — глазом не успеешь моргнуть. Жители словно боятся друг друга, окапываются, как умеют. Нет, и тут нет покоя! И здесь проблемы. Проблемы эти как под копирку списаны с города. Так и всегда было — деревня повторяла образ жизни мегаполиса. Всё, что заваривалось в столицах, неизбежно просачивалось в глубинку, пронизывало деревенский уклад и становилось частью общей жизни. Не уйти никуда от этих проблем. Не спрятаться. Да и не нужно прятаться. Проблему можно решить, только стоя к ней лицом, не отворачиваясь от неё, не убегая, а наступая на неё, уничтожая самую причину. Таков основополагающий принцип жизни.

Обойдя село кругом и основательно замёрзнув, Андрей вернулся в избу. Гость уже ушел, Кузьмич убирал со стола остатки ужина. Выглядел он весёлым и помолодевшим — как и всегда после бани.

— А я уж искать тебя собрался, — воскликнул он весело. — Думал, замёрз к едреней фене. Как ты любишь по ночам шастать! Нисколько ты не изменился.

Андрей усмехнулся.

— Какая ночь? Восьми ещё нету.

— У нас тут всё