лет является то, что история басмачества в Средней Азии и современного — в Афганистане — облекается в религиозную оболочку. Как справедливо отмечается в советской историографии, «в связи с событиями в Иране и Афганистане империалистическая пропаганда стремится всячески подогреть пережитки ислама в сознании некоторой части населения Средней Азии, рекламирует «мусульманско-национальный коммунизм», который представляет собой не что иное, как панисламизм и пантюркизм»[338].

Этот интерес к исламу вызван несбыточными надеждами реакционных буржуазных идеологов использовать мусульманский образ жизни в качестве альтернативы социализму. Не случайно Беннигсен, Броксап, Каррер д’Анкосс, Лемерсье-Келькедже, другие буржуазные авторы поднимают на щит миф о «мусульманской угрозе Советскому Союзу» в связи с революцией в Иране, борьбой душманов против народного строя в Афганистане[339]. Они утверждают, будто в Советском Союзе наблюдается рост исламских настроений, якобы угрожающих существованию социалистического строя[340].

Эти концепции буржуазных идеологов направлены на то, чтобы обособить, по их выражению, «мусульманское население» Советского Союза, противопоставить его другим народам и народностям, подорвать дружбу и единство советского народа.

Так, М. А. Мальфрэ в своей монографии «Ислам» (Париж, 1980 г.) также проповедует теорию конфронтации между мусульманами и «неверными» в СССР. Он пишет, что чаша весов в вымышленной им борьбе склоняется в пользу мусульман, ибо численность последних постоянно возрастает не только в республиках Средней Азии, но и «в более близких к столице регионах, а это — тревожное явление для марксистской идеологии и социалистического режима»[341].

Л. Дюпри в 1980 г. в книге «Афганистан» пространно рассуждает о «вторжении» советских войск в Афганистан, о якобы антисоветских настроениях мусульман Советской Средней Азии, подхватывает мысль д’Анкосс об угрозе «поглощения» мусульманскими народами других народов Советского Союза к 2000 г., «когда 53 % населения СССР будет не русским и ⅓ будут составлять мусульмане», и т. д.[342]

В советской историографии уже дан аргументированный анализ этим фальсификациям социально-политической роли «демографического феномена в СССР»[343]. Отметим только, что «советологам» не свернуть народы Советской Средней Азии с пути совершенствования социализма, не подорвать дружбу народов СССР, ибо «для национальных отношений в нашей стране характерны как дальнейший расцвет наций и народностей, так и их неуклонное сближение…»[344].

В начале 80-х гг. за счет фондов Рокфеллера, Форда и Карнеги были изданы и переизданы работы западноевропейских, американских «советологов» по проблемам национальных отношений в СССР. В 1982 г. предполагалось издать расширенный вариант коллективной монографии «Советская национальная политика в действии», впервые опубликованной в 1967 г. под редакцией Р. Конквеста, VI том восьмитомной «Энциклопедии марксизма и коммунизма», сборник докладов, прочитанных на конференции, проведенной в 1979 г. в институте Кеннана, книгу руководителя «центра» социальных исследований в Высшей школе социальных наук Парижского университета профессора А. Беннигсена «Мусульманский национальный коммунизм в Советском Союзе», новый вариант вышедшей в 1980 и 1981 гг. и широко разрекламированной на Западе антикоммунистической, антисоветской работы Каррер д’Анкосс «Расколотая империя»[345].

На основе того же «исламского фактора» возрождаются обветшалые «теории» сущности среднеазиатского басмачества. Так, А. Беннигсен в книге «Исламская угроза Советскому государству», написанной совместно с его дочерью М. Броксап, уже в связи с Апрельской революцией в Афганистане рассуждает о якобы «колонизаторской политике» Коммунистической партии и Советской власти в отношении Средней Азии, «уничтожившей» «прошлое» народов республик Средней Азии[346].

Э. Каррер д’Анкосс и К. Дэвиш, преподавательница политических наук в Саутгемптонском университете (Англия), в совместной статье «Ислам во внешней политике Советского Союза: обоюдоострый меч?» (1983 г.)[347] вновь толкуют о «всенародном», «справедливом» характере басмачества, «жестоко подавленного русскими войсками».

Анализ буржуазной литературы конца 70-х — начала 80-х гг. показывает, что все западные «советологи» продолжают приписывать среднеазиатскому басмачеству «освободительный», «национальный» характер, вновь доказывают «незакономерность» установления Советской власти в республиках Советского Востока, утверждают «закономерный» рост «мусульманских настроений» среди коренного населения Средней Азии, обусловленный якобы «справедливой борьбой афганских душманов».

То, что современная буржуазная историография не отказалась от основных концепций националистических и белоэмигрантских фальсификаторов, обусловлено двумя причинами: «во-первых, неспособностью современной буржуазной идеологии самостоятельно выработать принципиально новые идеи для опровержения идей научного коммунизма; во-вторых, единством целей и идейным родством с идеологией свергнутых эксплуататорских классов России. Именно этим объясняется механизм методологической преемственности белоэмигрантской и современной буржуазной идеологии» [348].

Использование новейшей буржуазной историографией реакционных концепций предыдущих десятилетий еще раз доказывает несостоятельность ее методологических позиций, неспособность объективно и правдиво раскрыть сущность и природу социально-политических событий недавнего прошлого и настоящего, прежде всего процесса революционного преобразования мира.

Глава III. Правда основывается на фактах

1. Несостоятельность мифа об «общенациональном», «общенародном» характере басмачества

При изучении социальной базы басмачества советское обществознание ставит и решает коренные социально-экономические и политические вопросы: какие классы заинтересованы в тех или иных исторических событиях, интересам каких классов соответствует та или иная форма общественной деятельности людей и т. д. В. И. Ленин указывал: «…в политике не так важно, кто отстаивает непосредственно известные взгляды. Важно то, кому выгодны эти взгляды, эти предложения, эти меры»[349]. Он считал, что Октябрьская социалистическая революция, свергнувшая власть помещиков и капиталистов, сделала лишь часть дела, и не самую главную. Самое сложное и самое трудное для рабочего класса — закрепление завоеваний революции и организация социалистического строительства — было впереди. В. И. Ленин подчеркивал, что без длительной и упорной борьбы эта часть дела невыполнима.

Раскрывая многообразие форм классовой борьбы в переходный период от капитализма к социализму, Ленин писал: «Диктатура пролетариата есть упорная борьба, кровавая и бескровная, насильственная и мирная, военная и хозяйственная, педагогическая и администраторская, против сил и традиций старого общества»[350].

Наряду с установлением форм классовой борьбы в тот период он отмечал также усиление и ожесточение ее после рождения нового общества: «Уничтожение классов — дело долгой, трудной, упорной классовой борьбы, которая после свержения власти капитала, после разрушения буржуазного государства, после установления диктатуры пролетариата не исчезает (как воображают пошляки старого социализма и старой социал-демократии), а только меняет свои формы, становясь во многих отношениях еще ожесточеннее»[351].

Басмачество явилось выражением классовой борьбы байства, местной буржуазии и реакционного мусульманского духовенства против диктатуры пролетариата.

М. В. Фрунзе в своей докладной записке В. И. Ленину правильно подметил, что басмачество было «вооруженным протестом против новых начал, на которых должна строиться новая жизнь»[352].

Социальной базой басмачества в Средней Азии были следующие свергнутые революцией эксплуататорские классы:

феодалы, бывшая родовая знать и прежние владельцы крупных земельных угодий. Лишенные революцией своих богатств и привилегий, они были в Туркестане наиболее заклятыми врагами революции. Из