Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Обычно близкий человек распечатывает сосуд и отпускает душу, – сказал мистер Блекхэм. – Но тот, кто создал этот пот-тет, приложил немало усилий, чтобы его было сложно открыть. И у нее, вероятно, была очень веская причина оставить его именно тебе, Ник. – Он запустил руку под стол, достал оттуда увесистую черную книгу и отдал ее Анджело: – Осторожно с ней. Бесценный экземпляр.
– Там написано, как его открыть? – спросил Ник.
Вопрос, кажется, удивил мистера Блекхэма:
– Боже упаси. Я понятия не имею, как открыть пот-тет твоей бабушки. И можно ли вообще это сделать. В книге ничего подобного нет.
– Тогда какой от нее прок? – спросил Ник. – И что мне делать с этим пот-тетом?
– Это мы, пожалуй, обсудим в другой раз, – сказал мистер Блекхэм. – Боюсь, ты уже прилично опаздываешь.
– Куда опаз…
Ника перебил звонок телефона, стоявшего на столе мистера Блекхэма. Библиотекарь запустил руку в огромную кипу бумаг и вытянул оттуда трубку, которой на вид было не меньше полувека.
– Да? – сказал он, поднеся ее к уху. – Он здесь, – кивнул он. – Немедленно его пришлю.
Мистер Блекхэм вернул трубку под кучу бумаг и улыбнулся Нику:
– Боюсь, ты опаздываешь на обед.
– О боже! – Ник подскочил с места. У него напрочь вылетело из головы, что сегодня к ним на обед должен прийти папин начальник. А он ведь обещал помочь с уборкой. – Мне нужно бежать, – выпалил мальчик, развернулся и помчался к выходу.
Он бежал до самого дома, под конец у него уже дрожали руки и ноги, а пот катился градом. Оказывается, зомби тоже могут устать, если приложить достаточно усилий.
Когда он вошел, мама стояла в прихожей прямо за дверью:
– Ты хоть представляешь, сколько сейчас времени? Я уже всех знакомых обзвонила, разыскивая тебя. Слава богу, хоть Анджело сообщает своей матери, куда направляется.
В гостиной больше не громоздилась мебель. Ник вспомнил, что должен был помочь отцу перенести ее.
– Извини, – сказал он. – Я потерял счет боксерским трусам. То есть времени. – Глаза мамы сузились, но, прежде чем она успела что-либо сказать, Ник направился к лестнице: – Пойду приведу себя в порядок.
– Надень рубашку и галстук. И поторопись, мистер Фергюсон будет здесь через пятнадцать минут.
– Еще и галстук? – простонал Ник.
Он ненавидел галстуки. Ему в них было трудно дышать – хоть сейчас дыхание и не в ходило в обязательную программу.
– Да, без разговоров, – отозвалась мама, раскладывая на столе приборы. Она снова взглянула на Ника и потянула носом: – И душ прими. А еще папиным одеколоном побрызгайся. Подростковый возраст, что ли, сказывается, но от тебя несет, как от клетки с шимпанзе в зоопарке.
Папа вышел из кухни с дымящимся блюдом в руках:
– Может, это нам даже на руку. С мистером Фергюсоном придет племянница. Она твоя ровесница и, я слышал, просто обожает шимпанзе.
Ник распахнул рот. Племянница? Никто ему не говорил, что папин начальник приведет с собой девочку. Но всего один мамин взгляд ясно дал понять, что спорить – плохая идея. Вместо этого Ник недовольно протопал к себе в спальню, ворча себе под нос о том, как несправедлива жизнь, в которой его вынуждают обедать с какой-то девчонкой.
Когда Ник помылся, переоделся и даже щедро побрызгался папиным одеколоном – который, как ему казалось, вонял даже хуже разлагающейся плоти, – уже перевалило за шесть. Войдя в столовую, он увидел, что папин начальник уже приехал. Мистер Фергюсон с женой сидели за обеденным столом, и папа рассказывал им один из своих не в меру длинных анекдотов. На миссис Фергюсон, вероятно ровеснице мамы Ника, было черное вечернее платье и нитка жемчуга. А практически лысый мистер Фергюсон был одет в темно-серый костюм. Рядом с ними сидела рыжеволосая девочка, которая показалась Нику смутно знакомой, хоть он и не видел ее лица с того места, где стоял.
Папа закончил анекдот, мистер и миссис Фергюсон вежливо посмеялись.
– Джон, Даниэль, – сказала мама, явно испытывая облегчение от того, что появился повод сменить тему: – Это наш сын, Николас.
Ник скривился, услышав свое полное имя. А когда обернулась сидевшая за столом девочка, его и вовсе перекосило. Так вот почему она показалась ему знакомой. Это была Энджи Холлингсворт.
– Я так понимаю, вы с моей племянницей ходите в одну школу, – сказал мистер Фергюсон.
– Э-э-э, да, – пробормотал Ник.
Так вот что она имела в виду, когда сказала, что они увидятся завтра. Как родители могли заставить его обедать с Энджи? Ну почему именно с ней?! Девочка самодовольно ухмыльнулась, когда Ник занял единственное свободное место – прямо напротив нее.
Папа заулыбался, словно лучше новостей в жизни не слышал.
– Так вы, значит, дружите?
– О да, – ответила Энджи, мило хлопая глазками и изображая бескрайнее счастье. Как только Ник сел, она наклонилась к нему и прошептала: – Ты воняешь как дохлая рыба.
– А ты выглядишь как дохлая рыба, – шепнул тот в ответ с деланой улыбкой.
– У вас, должно быть, много общего, – сказала миссис Фергюсон, пока папа нарезал ростбиф.
– Не очень-то, – начал было Ник, но Энджи его перебила:
– Конечно. – Девчонка зыркнула на него, ясно давая понять, что знает – Ник не станет ей перечить перед папиным начальником. – Кстати, он нам как раз тут рассказывал о своей увлекательной поездке в Луизиану. Я бы с удовольствие послушала еще.
– Правда? – Мама натянуто улыбнулась Нику, и тот все прекрасно понял без слов.
«Если ты хоть слово скажешь о вуду, будешь сидеть под домашним арестом, пока не достигнешь возраста голосования».
Она зря беспокоилась. Энджи и так слишком много узнала, он не собирался сообщать ей ничего лишнего.
– Ничего особенно. Куча лысых обезьян. – Папа неловко усмехнулся и, когда мамин локоть впился Нику под ребра, он понял, что сейчас сказал. – То есть комары и аллигаторы.
Мистер Фергюсон провел рукой по своей гладкой голове:
– Вот как.
– Я слышала, там до сих пор практикуют вуду, – сказала Энджи. – Знаете, всякие чары, заклинания и… проклятия.
Внутри у Ника все упало. Она что-то знает или это просто догадка?
Отец Ника побледнел:
– Ник ведь ничего тебе не говорил о… ай!
Папа метнул взгляд на маму, которая – Ник почти не сомневался – только что пнула его под столом, и тут же принялся сосредоточенно предлагать всем еду.