Энджи сощурилась и покачала головой:

– Я все равно выясню, что тут у вас происходит, даже не сомневайся.

– Мне. Пора.

Ник развернулся и быстро зашагал по улице, чтобы случайно не выкинуть еще что-нибудь, что выдаст его с потрохами.

Он и присоединившиеся к нему друзья успели уже дойти до поворота, когда до них донесся крик Энджи:

– Помните, я слежу за вами. – А затем: – Увидимся завтра.

– Чувак, что это было? – выпалил Картер, едва они завернули за угол.

– Тссс! – Анджело оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что они отошли на достаточное расстояние и девчонки их уже не слышат.

– Флуоресцентная лямка от лифчика? – возмутился Картер на прежней громкости. – Серьезно? Ты что, специально решил вызвать у них еще больше подозрений?

Ник покачал головой:

– Не знаю, что произошло. Я просто начал подметать, а изо рта полились не те слова.

– Что начал? – переспросил Картер, загадочно приподняв один уголок рта.

– Говорить, – сказал Ник. – Что ты так ухмыляешься?

– Ты сказал «подметать», – хихикнул Картер.

– Вовсе нет, – Ник посмотрел на Анджело, тот пожал плечами и кивнул.

– Извини, – Анджело потер подбородок. – Но ты абсолютно точно произнес «подметать», а не «говорить».

Ник прикоснулся к своему горлу, словно это необычный музыкальный инструмент, на котором он впервые учится играть.

– Что со мной?

Анджело открыл свой дневник наблюдений и принялся что-то писать:

– Пока не сверюсь с книгами, не могу сказать точно. Но предположу, что это ранние симптомы того, что вокруг сильвиевой борозды начинают разрушаться синапсы.

– Чего? Кто вокруг чего? – наморщил лоб Картер.

– Не кто, а что, – ответил Анджело. – Сильвиевая борозда – это часть мозга, которая отделяет лобную и теменную доли от височной. Считается, что участки коры вокруг этой борозды отвечают за устную речь. Когда начинают разрушаться синапсы, нейроны перестают…

– Стоп, – прервал его Ник. – У меня и без этого голова раскалывается. Объясняй все словами, в которых не больше двух слогов.

Анджело на секунду задумался:

– Твой мозг глючит.

– О, так гораздо понятней, – съязвил Ник.

Анджело закрыл свою записную книжку:

– Рано или поздно это должно было случиться. У тебя потихоньку отказывают органы, мозг в том числе. В конце концов тело зомби разрушается настолько, что они теряют способность мыслить и могут лишь слоняться вокруг, ведомые запахом человеческого мяса.

– Звучит прикольно, – сказал Картер. Ник выгнул бровь, и Картер исправился: – Ну, все, кроме человеческого мяса. А вот неспособность мыслить – это тема. Больше никакой домашки. Никаких уроков. Никакой математики. Больше вообще ни о чем не придется думать.

– Тебе и так до этого рукой подать, хоть ты и не зомби, – скривился в ухмылке Анджело, а затем внимательно посмотрел на Ника: – Больше никаких изменений не заметил?

Ник покачал головой:

– Вроде нет.

– Тогда что это у тебя на локте?

Картер потянул за его рукав, обнажая зияющую рану.

Ник вывернул руку, чтобы посмотреть. Его плечо сидело в суставе как-то слишком свободно и повернулось со странным скрипом.

– Я упал на баскетболе пару дней назад.

– Пару дней назад? – Картер зажал нос. – Чувак, на ней даже короста еще не появилась, и воняет она хуже, чем носки моего мелкого брата. А он их меняет только тогда, когда мама насильно сдирает их с его ног.

Анджело подался вперед, чтобы получше разглядеть ссадину.

– Больно? – поинтересовался он, тыкая прямо в рану тупым концом авторучки.

Ник машинально сжался, ожидая, что локоть пронзит боль, но в итоге практически ничего не почувствовал.

– Да нет. На самом деле, раз уж мы заговорили об этом, даже в тот момент, когда я заработал эту ссадину, мне было не так уж и больно.

Анджело кивнул, словно ожидал именно такого ответа.

– Твое сердцебиение и дыхание замедлились, поэтому и заживает все медленней. Нервные окончания отмирают. Клетки перестают делиться. По сути, твое тело потихоньку осознает, что умерло, и начинает разлагаться.

– Ого! – Картер проглотил последний кусок своего бутерброда и довольно просиял: – Это же так суперски! А если у тебя кожа начнет слезать? Вот бы прям до кости, хотя бы в одном месте. Прикинь, в каком ужасе тогда будет Франкенштейн.

– Ага, как и вся школа, учителя в том числе, – сказал Анджело.

– Не говоря уже о моих родителях, – простонал Ник. Мама уже начала как-то странно на него поглядывать. Рано или поздно она решит, что он заболел, и поведет его к врачу. Он пощупал амулет под своей футболкой:

– Конечно, круто быть зомби. Но, пожалуй, пора бы мне уже снять этот камень.

– Чур, я следующий! – воскликнул Картер. – Обещай, что дашь поносить. Я очень хочу оторвать себе руку и пришить ее на спину.

Мальчики вышли на вершину холма, с которого было видно дом Ника. У крыльца обнаружился желтый грузовик.

– А чего это у вас грузовик стоит? – спросил Картер. – Вы же никуда не переезжаете?

– Насколько мне известно, нет. – Ник был уверен, что родители не стали бы устраивать переезд, ничего ему не сказав, но все равно успел вспотеть от нервов, прежде чем понял, что грузчики заносят мебель в дом, а не выносят ее. – Это просто мебель из дома тети Ленор привезли, – облегченно выдохнул он.

– Все такое старое и обшарпанное, – сказал Картер.

– Да, – кивнул Ник. – Понятия не имею, чем эти вещи приглянулись родителям.

Анджело заглянул в темный кузов грузовика:

– Они привезли что-то из вещей, связанных с вуду?

– Нет, родители трижды проверили, чтобы все интересное отправилось на помойку.

– Какая потеря!

– Либо помогайте, либо отойдите с дороги, – подал голос отец Ника, выходя из-за грузовика. – Это зона разгрузки. Тут мужчины трудятся в поте лица.

Ник заметил, что при этом папа нес лампу, которая весила от силы килограмма два.

Заметив взгляд сына, он ухватил основание лампы в форме черно-красной птицы обеими руками:

– Я ношу ценные и хрупкие предметы, а грузчики – тяжелые. Завтра поможешь мне все убрать, к нам на обед должен прийти мой начальник.