Он ведь дал слово! Дал слово человеку, умолявшему его не выдавать. Человек этот нашел кучу аргументов в свою защиту. Данила ему поверил и пообещал молчать. Что бы ни случилось.

– О чем поговорим-то?

Геннадий Иванович защелкнул ремни безопасности, выкатил машину за ворота и вырулил в противоположную сторону от той, откуда приехал. Объяснил, поймав недоуменный взгляд парня:

– Чтобы снова не забуксовать. Ну и чтобы на папашу твоего не нарваться. Я же понял, что ты кого-то ждешь. Сумка с вещами стоит на скамейке. Поговорим?

– О чем? – повторил Данила.

– Ну хотя бы о том, как я понял, что это именно ты помог убийце моей матери скрыться с места преступления.

Всю дорогу ее не покидало противное предчувствие, что они опаздывают. Она не смогла бы объяснить, спроси кто, с чего так. То ли потому, что утро не задалось, и не выполнились домашние запланированные дела. И завтра утром она понятия не имела, что наденет на работу. Из того, что удобно и не вызовет недовольства начальства.

То ли потому, что Бодряков ворчал всю дорогу и выдвигал версии одну страшнее другой. И совершенно не прислушивался к ее возражениям. А может, просто тревожно было из-за надвигающейся грозы. Тучи наперегонки лезли друг на друга, сбиваясь в плотную черно-синюю кучу, время от времени прочерчиваемую сполохами молний. И погромыхивало все громче.

– Вот польет, Малахова, сейчас, – ныл, сворачивая с трассы Бодряков. – И встрянем мы посреди леса. Что станем делать, а? Связи нет. Дороги нет. И ты, понимаешь… С дырками на штанах.

– Это-то вы к чему, товарищ капитан? – отозвалась она безо всякого интереса.

Понимала, он ворчит, потому что устал и есть хочет. Им так и не удалось перекусить по дороге. Собирались, да. Но как-то так получилось, что возле одного придорожного кафе места не оказалось для парковки, и они проехали дальше. Возле следующего было пусто, но только потому, что само кафе было закрыто. И больше по пути не попалось ни одной кафешки. А на заправке, где Бодряков остановился, чтобы долить бензина в полупустой бак, ничего, кроме дрянного кофе и шоколадных батончиков, предложить не смогли. И с этого у него разыгралась жуткая изжога. Он болезненно морщился и ворчал. Ворчал и морщился.

– Это я к тому, Малахова, что нельзя на службу являться в таком виде, – пробубнил Бодряков, осторожно пробираясь на машине по лесной дороге.

– У меня выходной сегодня, – возмутилась она. – Это я так, на всякий случай напоминаю. И что вас так задевает, не пойму, товарищ капитан?

Когда он начинал к ней придираться, она всегда ему «выкала». Сразу дистанцировалась, потому что сердилась.

– А то, Малахова. Что это, по меньшей мере, выглядит неуместно, – и его палец неожиданно коснулся ее колена.

Свет фар задергался вверх-вниз. Ветки хлестали по стеклам. Бодряков, чертыхаясь, пытался удержать машину, чтобы не сползти в глубокую колею, заполненную водой.

– А по большей мере? – спросила Аня, когда они благополучно выкатились на сухой участок дороги.

Он покосился на ее коленки и странным голосом, будто стесняясь, произнес:

– Это сексуально, лейтенант. И оттого неуместней в разы. Странно, что ты этого не понимаешь.

И повисла тишина. Непривычная, незнакомая. Ни разу они не молчали так странно. Аня на него не смотрела, но могла поклясться, что его лицо такое же красное, как и у нее. Она, честно, не допускала мысли, что капитан вообще использует в обиходе подобные слова. Сексуально! Надо же!

Неизвестно, до чего бы они домолчались, но машина благополучно выкатилась к дому, принадлежащему лесничеству. Свет фар выхватил широко распахнутые ворота, машину, стоявшую поперек дороги, и мужчину нетерпеливо расхаживающего возле нее.

– Кажется, мы опоздали, лейтенант, – тихо проговорил Бодряков и заглушил мотор.

Они выбрались из машины и одновременно тяжело вздохнули. Окутавший их теплый влажный воздух казался тропическим, им невозможно было дышать, он забивал легкие, клеил одежду к телу. Ветер затих. Гроза выдохлась, не обронив ни капли дождя. Тяжелые тучи неохотно расползались. Темное небо заблестело редкими слезами звезд.

Было так тихо, что Аня слышала, как часто дышит человек, к которому они направлялись.

– Добрый вечер. – Бодряков тут же полез за удостоверением, распахнул его привычным движением, представился. И безо всякого перехода спросил: – Кто вы?

Мужчина замер, уставился на них.

Освещения было достаточно, чтобы его рассмотреть. Бодряков не выключил дальний свет фар, и фонарь горел на столбе. На вид мужчине было чуть за сорок. Длинноногий, широкоплечий, с прекрасной мускулатурой, приобретенной наверняка в тренажерном зале. Модная стрижка, симпатичное лицо. Тесная тенниска, джинсовые шорты, белые кроссовки.

«Он может быть отцом Данилы, – подумала Аня, всматриваясь в его лицо. Несомненное сходство угадывалось».

– Кто вы? – повторил вопрос Бодряков, не дождавшись ответа.

– Зачем вы здесь, капитан? – отозвался вопросом на вопрос мужчина.

Его явно что-то беспокоило. Он без конца крутил головой, будто ожидал нападения. Или просто прислушивался к звукам, которыми наполнялся ночной лес. Может, они казались ему опасными?

– Ответьте на мой вопрос, – жестко потребовал Бодряков.

– Хаустов, – нехотя представился мужчина и снова глянул влево, в сторону непроходимых колючих кустов. – Иван Хаустов.

– Хаустов Данила вам кем приходится? – спросил Бодряков, не подходя к мужчине ближе.

– Сыном. – Хаустова будто качнуло волной, он уронил руки вдоль туловища, едва слышно чертыхнулся. – А что?! Что случилось?! Почему вы здесь, капитан?!

– Наверное, по той же самой причине, что и вы, господин Хаустов.

Ане послышалось, что «господина» Бодряков произнес с насмешкой. Надо будет спросить потом почему.

– Нам нужно поговорить с вашим сыном.

– И… И с ним точно ничего не случилось?! Вы не поэтому здесь?! – Мужчина поднял руки и потер ладонями лицо, словно оно у него внезапно зачесалось. – Господи! А я уж подумал… Он меня в могилу точно загонит!

– Нам срочно нужно поговорить с вашим сыном, – повторил Бодряков с небольшим уточнением и сократил расстояние между собой и Хаустовым. – Срочно!

– Представьте, мне тоже! – отозвался отец Данилы с раздражением. – Я приехал забрать его домой и не нашел его. Куда он подевался, ума не приложу.

– Может, вы разминулись? – предположил Бодряков, обходя Хаустова и заглядывая за ворота. – Он устал ждать и…

– Сумка здесь, – оборвал его Хаустов и пошел за Бодряковым к скамейке. – Вот, видите, сумка с его вещами. Он собрал их. И ждал меня на улице. Я подъехал, а его нет. Куда он мог подеваться?