Все трое, обступив дощатый стол, уставились на спортивную сумку Данилы.

– Вы уверены, что там его вещи? Вы заглядывали внутрь? – спросила Аня и настороженно прислушалась.

Тишина взорвалась странным нарастающим стрекотом.

– Что это?

– Звук мотора квадроцикла, девушка. Я позвонил брату. Вызвал его, – снисходительно ухмыльнулся Хаустов и полез в сумку сына. Расстегнул молнию, порылся. – Да, здесь все его вещи. Я сам собирал ему их перед тем, как отправить сюда. Да что происходит? Где Данила?! Где мой сын?

Он подхватил сумку и с силой швырнул ее о стол. И принялся ходить по двору, нервно дергая шеей.

– Как думаешь, что случилось? – спросил Бодряков, переглянувшись с Аней.

– Он мог сбежать. Если отец опять что-то уготовил ему. Какую-то ссылку, он мог…

– Я все слышу! Он не мог! – громко крикнул Хаустов, останавливаясь у поленницы дров и хватаясь за топор, торчащий из полена.

Выдернул его из пня, ударил, вгоняя в самый центр. Потом снова выдернул и снова вогнал. С бешенством, с силой.

– Почему? – спросили в один голос Аня с Бодряковым, с опасением наблюдая за тем, как упражняется с топором Хаустов.

Умело упражнялся, будто это было привычным для него занятием.

– Потому что я не собирался его никуда сплавлять. – Хаустов выпрямился, тяжело задышал, лезвие топора в его правой руке было нацелено в их сторону. – Я собирался забрать его домой.

– С чего вдруг? – Бодряков задвинул за себя Аню и подбородком указал на топор. – Положите топор на место, Иван. Это не игрушка.

– Что? – Тот словно не понял. Опустил рассеянный взгляд, вздрогнул. – Да о чем вы вообще думаете, капитан!

Лезвие топора с хрустом вонзилось в деревянную стену сарая.

– У меня сын пропал! Вы это понимаете?! – Хаустов заходил перед крыльцом, отчаянно размахивая руками. – Я отправил его сюда, подальше от его дружков, надеялся, что он одумается. Что станет наконец взрослым. А он! Он…

– А может, он дурака валяет, как думаешь? – понизив голос почти до шепота, спросил Бодряков у Ани, пока Хаустов, надрываясь, орал. – Услышал нашу машину. Увидел, кто приехал. Велел сыну спрятаться. А сумку спрятать не успели. А теперь ломает перед нами комедию. И намеренно громко возмущается.

– Запросто, – так же тихо ответила она, наблюдая за метаниями отца Данилы. – Хотя выглядит достаточно расстроенным.

– Играет. Слышал, он шикарно играет в покер. – Бодряков прислушался. Треск мотора нарастал, сделался почти оглушительным. – И брата на помощь вызвал. А я без оружия, Малахова. Иди в машину. Запрись. Заведи мотор. И если что, дуй отсюда.

– Никак нет, товарищ капитан, – зло прошипела Аня, выдвигаясь из-за его плеча.

– Разговорчики, Малахова! – повысил он голос. – Отставить возражения! Я тебе приказываю!

– У меня сегодня выходной, товарищ капитан. – Она ему сладко улыбнулась и кивком указала на ворота. – К тому же уже поздно. Вот и еще один персонаж нашей драмы. Посмотрим, сумеет ли он подыграть господину Хаустову.

Человек, шагнувший в круг света, разбрасываемый мощной лампой фонарного столба, казался по-настоящему встревоженным. Если это была игра, то весьма искусная. Едва взглянув на Бодрякова с Аней, он, загребая подошвами высоких ботинок на шнуровке, тяжелой походкой двинулся к Хаустову.

– Что стряслось? Чего ты меня дернул? – услышали Бодряков с Аней. В низком тихом голосе звучало беспокойство.

– Данила пропал, – с надрывом произнес Хаустов. – Я велел ему собрать вещи. Ждать меня. Приехал. Вещи на месте. Его нет.

– А чего ты вдруг решил его забрать? – удивился мужчина, стоя спиной к Бодрякову с Аней.

– А с того, что у тебя тут под носом черт знает что творится! – повысил голос Хаустов. – Думал, отправлю парня в тихое место, а тут…

– Я не навязывался, – огрызнулся мужчина и ушел в дом.

На первом этаже, в окне, выходившем во двор, загорелся свет. Аня видела, как хозяин дома пытается напиться из чайника, но вода лилась мимо рта, оставляя на его футболке большие темные пятна. Он оставил чайник в покое и полез в один из навесных деревянных шкафов грубой ручной работы. Что-то достал оттуда и пошел из кухни. Через минуту подошвы его ботинок тяжело застучали по ступенькам крыльца. Не обращая на гостей никакого внимания, он прошел к воротам и включил мощный фонарь. Согнувшись в поясе и подсвечивая себе, начал что-то рассматривать в траве.

– Здесь была машина, – произнес он после пятиминутного затишья и уставил луч фонаря в участок примятой травы.

– Да что ты! – с иронией фыркнул Хаустов, упираясь кулаками в бока. – Представляешь, их тут сейчас аж целых две! И, Сереж, про свой транспорт не забудь.

– Я говорю о другой машине. Их вон, – луч фонаря метнулся в сторону Бодрякова. – Прикатила на летней лысой резине. Твои покрышки, Ваня, имеют специфический рисунок. Его ни с каким другим не спутаешь. И колеса у тебя чистые. А тот, кто здесь побывал до вас, буксовал. Грязь на траве.

Аня подошла ближе и уставила взгляд туда, куда сейчас светил фонарь Сергея. Убей, ничего не увидела. Ни грязи, ни примятой травы. Пожала плечами и отошла. И мысль мелькнула подозрительная: может, и правда эти двое дурят их? Спрятали куда-то парня и сейчас усыпляют бдительность сотрудников полиции, чтобы им не пришло в голову начать обыск.

Только они и не рискнули бы. Что они могут увидеть в такой темноте? В лесу?

– Машина, которая побывала здесь сегодня, буксовала в колее в нескольких метрах отсюда. Прилично буксовала. Грязи много притащила, – бубнил Сергей, стоя с опущенной головой все на том же месте. – Колеса широкие, машина, судя по всему, мощная.

– Почему вы так решили? – заинтересовался Бодряков, присаживаясь на корточки возле места, с которого лесник читал как по книге.

– Потому что, если там увязнешь, только трактором вытаскивать. Вы-то как проскочили? Резина-то на вашей тачке дерьмо.

– Проскочили, – туманно ответил Бодряков, подцепил что-то палочкой, поднес к глазам, хмыкнул. – И правда, грязь.

Встал, одернул задравшуюся рубашку, уставился на Сергея, все так же стоявшего с фонарем у ворот.

– Нет никаких соображений, кто это мог быть?

– Нет. – Сергей тяжело вздохнул.

– Что – нет?

– Соображений нет.

Он выключил фонарь и, ссутулившись, пошел к дому. Возле крыльца вдруг глянул в небо, с сожалением пробормотал что-то про дождь, которого нет, и не предвидится. Добавил еще, что Данила мог бы траву и не косить, все одно пожухнет. И вдруг, обернувшись на Бодрякова, будничным тоном произнес:

– Эта машина уже приезжала.

– Что? Когда? – взвился сразу отец Данилы. – Чего же ты нам тут голову морочишь, следопыт хренов! У меня сын пропал! А он…