— Чай или кофе? — спрашиваю я, снова отворачиваясь.

— Чай, — отвечает она с набитым тостом ртом.

Я поворачиваюсь к блестящему стальному чайнику на плите, чтобы заварить чай. Когда чайник начинает нагреваться на плите, я выбираю ароматную чайную смесь в рассыпном виде из множества декоративных баночек для чая, расставленных вдоль стены.

Прежде чем я поворачиваюсь к Кариссе, она уже съела большую часть своей порции.

— Я и не подозревала, насколько проголодалась, — говорит она, пожимая плечами.

— Я рад, что тебе понравилось, — тихо смеюсь я.

— Ты никогда по-настоящему не рассказываешь о своей семье, — говорит она, заставая меня врасплох.

И тут я понимаю, что она держит маленькую фотографию моего отца в рамке, которую я оставляю на кухонном островке.

— Нам действительно не о чем говорить, — я сухо отвечаю я и возвращаюсь к свистящему чайнику.

— Конечно есть. Иначе, почему на кухне висит фотография этого человека?

— Это мой отец, — я заливаю чайные листья горячей водой, отчего по кухне разносится ароматное облако.

— Он выглядит лучше, чем ты, — говорит она бесстрашно и смеется, когда я поворачиваюсь к ней. — Серьезно, почему на кухне висит фотография твоего отца?

Кларисса погружается в ту часть моей жизни, к которой я ненавижу возвращаться, но вместо того, чтобы испытывать гнев, который я всегда испытываю, что-то заставляет меня поделиться этой уязвимой частью себя.

— У меня в комнате тоже есть такая. Но мне нравится держать это при себе, чтобы напоминать себе за завтраком, что нельзя доверять ни одной женщине.

Карисса в замешательстве хмурит брови и перестает жевать.

— Ты ведь это несерьезно, не так ли? — усмехается она.

— Я абсолютно серьезен.

Я подхожу к ней с двумя чашками чая и наконец, сажусь на табурет рядом с ней, так что наши колени соприкасаются.

— Я никогда не говорю об этом, но…

— Все в порядке. Я не хотела лезть не в свое дело, — перебивает она меня.

— Моя мама изменяла моему отцу, — выпаливаю я. — Я был всего лишь мальчишкой, когда увидел ее. Весь этот спектакль и все такое.

Ее лицо застывает, а рот остается открытым, но она не произносит ни слова.

— С тех пор я не могу ее простить, — продолжаю я. — И вообще, я не прощаю этого женщинам. Она разрушила нашу семью и рано свела моего отца в могилу, а сейчас снова вышла замуж.

— Мне так жаль, Джейден, — наконец произносит она.

Я усмехаюсь.

— Это из-за нее я воспринимал женщин всего лишь как объекты и относился к ним соответственно.

Прежде чем я успеваю сказать что-либо еще, Карисса берет меня за руку и нежно потирает ее, заставляя меня смотреть ей в глаза.

— То, что она сделала, неправильно. Но ты ничем не будешь отличаться от нее, если позволишь себе мстить другим людям, которые не причиняли тебе боли, и ты упустишь много любви, — говорит она самым спокойным тоном, который я когда-либо от нее слышал. — Две ошибки не делают человека правее.

— Поверь мне, с тех пор как я встретил тебя, я стараюсь. Ты заставляешь меня хотеть стать лучше, — отвечаю я. — Ради тебя. Ради себя. Ради нас.

Только Карисса обладает способностью вызывать у меня слабость в коленях. Я больше не могу отрицать, что возможно, влюбляюсь в нее. Лицо Кариссы, на котором до этого было игривое выражение, смягчается, как будто ее захлестывает волна уязвимости.

Ее глаза, прежде настороженные, теперь искрятся смесью желания и предвкушения. Когда мы подходим ближе, мир вокруг нас кажется, расплывается. Одним быстрым движением наши губы встречаются в зажигательном танце, что является кульминацией эмоций, которые так долго накапливались между нами.

По мере того, как поцелуй становится глубже, в нем разгорается страстное желание, неутолимая жажда, которая тлела под поверхностью. Я срываю с нее рубашку одним движением, отчего ее пуговицы разлетаются по кухне.

Мои руки обхватывают ее грудь, снимая с нее черный бюстгальтер с подкладкой, который когда-то удерживал ее на месте. Карисса тихо стонет мне в рот и тянется к моей ширинке.

Я помогаю ей расстегнуть мои брюки, и они спадают с моих ног, обнажая мою эрекцию. Нам приходится немного повозиться, чтобы снять с Кариссы трусики, но когда это, наконец, удается, я поднимаю ее и кладу на кухонный стол.

— Просто трахни меня, — говорит она, и ее глаза подтверждают ее желание.

Без лишних слов я вхожу в нее. Она ахает, когда наши взгляды встречаются и остаются в таком положении. С каждым толчком веки Кариссы подрагивают, а ее стоны становятся громче. Ее киска становится теплее и влажнее, пока я изо всех сил пытаюсь контролировать себя.

— Черт, — громко стону я, врезаясь в нее все сильнее и быстрее.

Она прижимается ко мне, из уголка ее глаз скатывается слезинка.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, слегка вытирая ее глаза большим пальцем и замедляя движение.

— Пожалуйста, не останавливайся, — шепчет она.

Я наклоняюсь ближе, пока наши губы не переплетаются, и продолжаю погружаться жесткими, долгими движениями, пока она бормочет что-то нежное мне в рот.

Я чувствую, как становлюсь тверже внутри нее, теряя контроль. Я издаю еще один стон, изливаясь в нее.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

КАРИСА

Я потягиваюсь, ощущая под собой шуршащие простыни с высококачественным составом — нежное напоминание о том, что прошлой ночью я не спала в своей постели. Все вокруг залито мягким утренним светом, проникающим сквозь шторы.

Пока я оглядываю комнату, мое первоначальное чувство дезориентации уступает место воспоминаниям о предыдущей ночи. Я приехала к Джейдену домой с единственным намерением поработать у него дома, но весь день принял неожиданный оборот, превратившись в ночь, полную взаимного доверия и горячего секса.

Прямо сейчас, химия между нами неоспорима. Джейден, который всегда казался таким строгим и беззаботным, показал себя в самом уязвимом свете, поделившись историями и тайнами из личной жизни своих родителей.

На мгновение мне становится стыдно за то, что я осуждала его с самого начала, не зная, что у него была травма, с которой он борется. И теперь он говорит, что хочет стать лучше.

Для нас.

Я улыбаюсь, натягивая на себя одеяло. Не могу сказать, что с тех пор, как я встретила Джейдена, ничего не изменилось, и благодаря этому я испытываю чувство возрожденной надежды. Может быть, из этого действительно что-то может получиться.

Может быть, он не так уж плох, в конце концов. Нет риска, нет и награды, верно? Мои мысли возвращаются к утреннему свету ласкающему комнату, и я ловлю