Вечер пятницы Бен-Цук проводил в гостях у Данино, а в субботу утром, после синагоги, шел пешком в лес, на могилу Абы Хизкии и его жены, где молился в одиночестве. Он просил Всевышнего дать ему силы продержаться всю субботу на мороженом, не повторять совершенных в прошлом ошибок, забыть Айелет и создать семью.

Менуху он впервые увидел в одном из переулков Старого города; дело было в субботу вечером. В компании подруг она выходила из сиротского приюта. Симпатичная, в серых чулках. Он задержался на ней взглядом, их глаза встретились, и ему показалось, что она улыбнулась. Он навел о ней справки. «Даже не думай, – объяснил ему знакомый. – Она принадлежит к одному из старейших в городе семейств, а в приюте только волонтерит. Ты рядом с ней – жалкий кающийся грешник». – «Но ведь в Талмуде сказано, – возразил Бен-Цук, – что даже праведники недостойны стоять рядом с раскаявшимся грешником». – «Тебя, наверно, забыли предупредить, – засмеялся знакомый, – что праведники не стоят рядом с грешниками потому, что боятся, как бы те не женились на их дочерях».

И все же он решил с ней познакомиться. Было в ней что-то царственное. Ее подруги, выходя на улицу, старались сделаться как можно более незаметными, а она вышагивала, гордо выпрямив спину. Общий знакомый устроил им короткое свидание. Она возвращалась домой из сиротского приюта, а он поджидал ее на углу, под фонарем, и курил «Ноблес». При ее приближении он бросил сигарету и двинулся ей навстречу. Все ее подруги мгновенно растворились.

– Вы меня заинтересовали, – в упор глядя на нее, сказал он.

– У нас не принято так говорить.

– А как принято?

– Для начала болтают о том о сем. Потом обсуждают главу из Пятикнижия, которую читают на этой неделе. Потом – свежий скандал в Министерстве по делам религий. Ну и другие сплетни.

– И вам это действительно интересно? Вся эта ерунда?

Она промолчала, но покраснела и опустила глаза. «Девственница, чистая душа», – подумал он и рядом с ней почувствовал себя грязным. Расспросил ее о подругах и сестрах. Она коротко рассказала о каждой. По ее словам, все они были просто прекрасные. У одной – золотое сердце, вторая – смышленая, третья – трудолюбивая.

– Когда мы можем встретиться еще раз? – спросил он, заметив, что она боязливо оглядывается по сторонам.

– У нас не принято назначать свидания.

– А если я на следующей неделе буду в это же время случайно стоять под этим фонарем? Вы сможете случайно пройти мимо?

– Смогу, – сказала она, и в глазах у нее загорелся озорной огонек. – Только, – деловито добавила она, – лучше не под фонарем, а в тени.

Они встречались еще несколько раз. Тайком. Соблюдая дистанцию, разумеется. Иногда случайно задевали друг друга плечом. Иногда соприкасались носками ботинок. Но не более того. Боже упаси.

– Как поживают дети? – спрашивал он ее на каждом свидании, так как о сиротах она говорила охотнее всего. Она начинала рассказывать: кто сегодня отпустил смешную шутку, кто шалил… Однажды, еще до того, как он успел задать вопрос, похвасталась:

– Сегодня утром мы с детьми красили могилу святого ребе, главного праведника, и дипломированный экскурсовод прочел нам про него короткую лекцию. Так вот, оказалось, что даже я не все о нем знала.

– Например? – поинтересовался Бен-Цук.

– Например, святой ребе умел говорить на птичьем языке. Выучился ему, когда подолгу жил отшельником в горах, и впоследствии этим пользовался. Он их звал, а потом отпускал на свободу. Точно воспроизводил голоса разных птиц, и они ему отвечали.

– Да, красивая легенда, – согласился Бен-Цук.

– Легенда? – возмутилась она, и от гнева ее глаза поголубели еще больше. – Есть свидетельства его учеников! Они говорят, что это чистая правда. Вы что, им не верите?

– Я верю вам, – примирительно сказал он и подумал: «Какая она красивая, когда сердится! Ее никто никогда не обманывал, не бросал, не ненавидел. Неудивительно, что она такая легковерная. Может, и я, если продолжу с ней общаться, стану таким? Перестану быть твердолобым, полным сомнений и колебаний “иерусалимским камнем”? Начну жизнь с чистого листа…»

Через неделю, придя на очередное свидание, он увидел, что она сама не своя. Сначала она отнекивалась, но потом рассказала. Оказалось, что сыну ее сестры Нахалы, живущей в Священном городе, вчера поставили окончательный диагноз: аутизм.

– Это уже третья моя сестра, у которой такая беда. Есть еще две двоюродные. У них тоже… дети такие. Пока что мы держим это в секрете, чтобы… ну, чтобы не отпугивать женихов. Понимаете? Но в этом городе все тайное становится явным.

– С Божьей помощью все образуется, – сказал он.

– С Божьей помощью, – повторила она, подошла к нему ближе, и ее тень коснулась его тени.

– Может, оно и к лучшему, – сказал он и сделал шаг к ней.

– Может быть, – снова повторила она, наклонив голову.

Это был совсем легкий наклон, но свет фонаря падал на них под таким углом, что их тени слились. Они на миг встретились взглядами, и ему стало ясно: она, как и он, понимает, что печальное обстоятельство, поразившее их семью, связано с генетикой, и это дает им искру надежды.

На следующий день он, не желая упускать случай, отправился знакомиться с ее отцом. Начав с общих тем – свежего скандала с министром по делам религий и очередной главы Пятикнижия, – он собрался с духом и выпалил:

– Достопочтимый ребе! У меня есть сбережения, и я занимаю хорошую должность в мэрии. Я могу обеспечить вашей дочери и вашим внукам надежное будущее и помогать вашему семейству.

– Но из какой ты общины? – спросил отец Менухи.

– Я… Я еще не определился, – промямлил Бен-Цук, но тут вспомнил, что раввин и не подозревает о том, что известно ему, Бен-Цуку, и более уверенным голосом добавил: – Я из общины Всевышнего.

– А мою дочь, сокровище мое, ты уважаешь? – спросил отец.

– Глубоко уважаю, – ответил Бен-Цук.

Отец Менухи взял его за руку, долго водил пальцем по линиям на его ладони, а затем принялся изучать его лицо – нос, уши, щеки, губы. Этот человек видел его насквозь. Расписывать перед ним свои достоинства было бесполезно.

– Быть неофитом нелегко, – сказал отец Менухи, отводя взгляд от его лица. – Одной ногой ты стоишь в будущем, второй увяз в прошлом, а под тобой – геенна, полная опасных искушений.

«Как ни прискорбно, но так оно и есть», – подумал Бен-Цук, кивая.

– Укрощать свои дурные побуждения, – продолжал отец Менухи, – надо учиться с детства, с пеленок. Потом делать это труднее.

Бен-Цук потупил взор. Никогда не знаешь, где встретишься с истинной мудростью.

Отец Менухи повел головой слева направо, словно говоря: «Нет, за тебя я ее не отдам, и не надейся», но, поскольку он продолжал водить головой туда-сюда, Бен-Цук засомневался. А может, эти покачивания следует понимать с точностью до наоборот? Может, они означают, что он скрепя сердце смирился с таким женихом?