Юная баронесса была достаточно практична, чтобы понимать правоту родителей и достаточно ленива для бунта. Так что…

Первый бал.

Очарование?

В том-то и дело, что нет.

Для Милии он обернулся разочарованием.

Блистательные придворные кавалеры предпочитали разряженных дам. Изящных, остроумных и богатых. А она – она такой не была никогда.

Провинциальная девочка, этим все сказано. Не настолько красивая, не настолько богатая, чтобы привлечь чье-то внимание, а ведь семья на нее рассчитывает…

А тут еще проходящий мимо дворянин толкнул лакея и на ее платье упало пирожное с гадким кремом, оставляя жуткую ляпу.

От обиды Милия едва не расплакалась и поспешила выбежать из зала, чтобы никто ее не увидел. Надо было замыть пятно на платье, но где?

Королевский дворец в Кардине – настоящая паутина. Даже сейчас Милия иногда путалась, а уж тогда…

Поворот, другой, комната…

Случай?

Неожиданность?

Но миром правят именно они.

Альдонай или Мальдоная привели Милию в библиотеку, в которой ожидал свою фаворитку Гардвейг? Королю стоит только приказать? И дама придет сама?

Да, но какой в этом интерес?

А вот когда ты ее добиваешься, и дама дает согласие, и посреди бала удирает ненадолго, и они прячутся от ревнивого мужа дамы, словно юнцы…

Может, и забавно звучит, но кровь это горячит, как в юности.

Гардвейг ждал. И были отложены в сторону и корона, и прочие знаки власти – не стоит терять время. А вместо великолепной Фелисии на пороге возникла застенчивая девушка.

И улыбнулась, приседая в реверансе. Так искренне, что король сразу ей простил неожиданность.

– Здравствуйте. Простите, что побеспокоила вас, господин.

– Прощаю, – не смог сдержать ответной улыбки Гардвейг. – Кто вы, прелестное дитя?

– Милия Шельтская. Я просто искала, где… вот…

Пятно на платье стоило близкого рассмотрения, равно как и его хозяйка. А потому Гардвейг не колебался.

– Кажется, я знаю, где вы можете разобраться с этой бедой.

Кардин – старый замок. Он полон не только портретов и воспоминаний, но и потайных ходов. Вот в один из них и скользнул король, увлекая за собой опешившую девушку.

Он так и не признался, а Милия не догадалась, с кем имеет дело.

И смывая крем в его спальне беззаботно рассказывала, что отец вывез ее ко двору ради поисков мужа. И она постарается оправдать его надежды, это же папа! И семья.

А семья – самое важное, что есть у человека, правда ведь, господин?

И я так благодарна вам… вы меня просто спасли от гадкого пятна!

Будет ли она при дворе?

Неизвестно. Если папе позволят средства, он просил покровительства у графа Абермаля, но граф пока молчит…. Почему не у короля?

Ну что вы, господин, его величество, это ведь…

Страшный?

Нет, что вы! Наверняка не страшный! Просто это же Король, какое ему дело до такой мелочи? У него государственные дела…

Короли бывают, как обычные люди?

Вы наверняка шутите! Правда же? Это Король, какой же он – обычный?

А Гардвейг слушал Милию, глядел в искрящиеся живым весельем серые глаза, впитывал тепло ее улыбки, и думал, что Фелисия – просто крашеная кукла. Как и большинство придворных дам.

А вот Милия…

У нее было то, чем не могла похвастаться ни одна из его любовниц.

Искренность.

Безбрежная, беспредельная искренность.

И Гардвейг не устоял.

Он проводил Милию обратно, и предложил ей встретиться еще раз. Он пришлет ее родителям приглашение… да вот, скоро будет бал-маскарад. И еще один бал.

Да, он может это сделать, он приближен к королю. И – нет, госпожа. У меня самые честные намерения, клянусь вам.

Милия поверила клятве. Да и как было не поверить? Гардвейг, влюбившись, становился неотразимо убедителен. А время ему требовалось и чтобы Альтрес проверил семью баронессы (что он и сделал, не обнаружив ничего предосудительного), и чтобы Милия привыкла к нему. Гардвейг не был подонком. Он был тираном, он был жесток, безжалостен и плевать хотел на все, кроме государственных интересов, но женщин он никогда не насиловал и не принуждал.

Никогда.

Мог казнить за измену, но это – совсем другое.

А потом бал, второй, третий – и Милия, невинная и очаровательная. И проклятая рана, которая подвела в самый неподходящий момент, и искренне встревоженное лицо девушки…

Когда барон Шельтский понял, кто сватается к его дочери, мужчину чуть удар не хватил. Едва откачать успели.

Конечно, Милия согласилась. И зловещая слава Гардвейга ее не остановила. Как и все соплюшки, она была искренне уверена, что такого замечательного и чудесного мужчину просто оболгали завистники. А вот она все исправит…

Альдонай ли посмеялся, Мальдоная ли нахмурилась – кто знает? Но и первым у Милии родился мальчик, и вторым, и третьего лекари обещали тоже мальчика, скоро уже рожать.

Гардвейг был счастлив. Жену он готов был носить на руках. У него есть сыновья. У него есть будущее!

И Альтрес Лорт был счастлив. И ради счастья брата защищал баронессу что есть сил, никто и косо посмотреть в ту сторону не решался.

И родители Милии были счастливы, одним махом перепрыгнув из баронов в графы, получив неплохое поместье, и выдав детей замуж в хорошие семьи.

Была счастлива и сама Милия. Муж ее любил, у нее были замечательные дети, ну и конечно, она любила мужа.

Она его за муки полюбила, а он ее за состраданье к ним.

В этом мире не было Шекспира. Но правда жизни всегда остается правдой.

Милия была тихо счастлива своим семейным счастьем. И когда Гардвейг сказал ей про дочек…

Вообще, она про них не задумывалась. Не до того было. Но когда узнала – стоит ли удивляться, что Милия согласилась и взять девочек к себе, и заниматься ими…

Мария, Джейн, Катрин и Элизабет.

Четыре принцессы получили то, чего им недодавали это время. Они получили заботу. Искреннюю – иначе Милия просто не умела. Она поселила девочек в отдельные покои, приставила к ним фрейлин и учителей, сама проверяла все и контролировала – и малышки быстро привязались к «тете Милии».

Когда Милия узнала, что именно произошло в Ативерне, она была в шоке. А потом супруг попросил приглядывать за девочками тщательно. Побеседовать с Марией, подготовить ее к замужеству, заняться приданым – ваши ведь, женские дела?