– О, интересно.

– И как он узнал, где именно я нахожусь…

– До вчерашнего дня ты была его девушкой, – напомнил Одиночка, – Смею предположить, что в этой квартире…

– Нет! – я резко оборвала парня, а мои щеки запылали, – Даже не думай об этом. Я не такая.

– Да я совсем не то имел ввиду, – Леша пожал плечами и растеряно потер переносицу, – А вообще ты…ты любишь звезды?

– Я? – мой разум не был настроен на столь резкую смену темы разговора, – Ты про те, которые на небе?

– Уж точно не про те, которые мелькают по телику, – Одиночка улыбнулся мягко и тепло, как старый добрый друг, – Сможешь быть на этом самом месте через пару минут одетая и обутая?

– Ээ, наверное, – я осторожно кивнула.

– Тогда до встречи, – в Лешиных глазах зажегся странный огонек, и он направился прямиком к своей квартире.

Немного озадаченная всем произошедшим я тоже двинулась к месту, которое на время должно было стать моим домом. Хотя «немного озадаченная» это еще слишком мягко сказано, потому что складывалось впечатление, что меня запихнули в какое–то шоу абсурдов и теперь публика, мирно сидящая на стульчиках и наблюдающая за моей жизнью, периодически хохочет вместе с появляющимся закадровым смехом.

В квартире приглушенно работал телевизор, под аккомпанемент которого мама тихо разговаривала по телефону. С кем и о чем понять было невозможно, до уха не долетали даже обрывки фраз, лишь размеренный и монотонный монолог. Решив, что подслушивать не хорошо, я достала из шкафа чью–то куртку и теплые сапоги, вроде бы подходящие мне по размеру. Кому это все принадлежало, сложно было сказать, но судя по тому, что здешней мне нравились лишь розовый и белый цвет, синий пуховик и черная обувь все же были чужими.

Одиночка уже ждал меня в пролете между третьим и четвертым этажом. Его руки сжимали длинный черный футляр, похожий на тот, в котором студенты–инженеры таскают свои чертежи, но даже мои скромные аналитические способности (а именно разговор пятью минутами ранее) подсказывали, что в футляре телескоп. Почему он решил сегодняшний вечер посвятить заносчивой однокласснице с синдромом раздвоения личности? Что вообще творится в голове у человека, у которого лишнего слова клещами не вытащить? О чем он думает? В чем его тайна?

– Отлично, – Леша кивнул и направился к лифту, я потопала за ним.

В кабине парень потянулся к кнопке с надписью «девять».

– Я всегда представляла, что с этой штуковиной, – я в растерянности кивнула на чехол, – Обычно работают на улице. Ну, знаешь, в безлюдных и мало освещённых парках… Или ты предлагаешь подглядывать за соседями?

– За соседями…Это конечно возможно и интересно, но не сегодня, – Одиночка хмыкнул, – На самом деле идея про парк очень даже верная, но давай отложим это для следующего раза. Сегодня у нас не так много времени, а лучше крыши места в этом районе нет.

– Зачем тебе все это? – я прищурено всматривалась в задумчивое лицо Леши, пытаясь разгадать, что же творится у него в голове.

– Сам не знаю, – он просто пожал плечами, – Просто чувствую, что должен что–то сделать. Прошу.

Мы выбрались из кабины, и Леша уверенным шагом завернул за шахту лифта. Там, в углу спряталась металлическая лестница, ведущая к небольшому люку в потолке. Одиночка закинул футляр за спину и ловко вскарабкался вверх, а затем пару раз ударил в разных частях металлической дверки и толкнул. Люк издал пронзительный скрип и чуть поднялся.

– Я сейчас! – Одиночка растворился в черном пространстве крыши.

Шоу абсурдов продолжается. Прошу всех занять свои места. Только так, а не иначе, потому что моя голова просто отказывалась понимать, кто я, где я и что я здесь вообще делаю. Хотя… почему бы холодным декабрьским вечером не прогуляться с одноклассником по одной из крыш города? Это же именно то, о чем следует мечтать!

– Можешь подниматься! – скомандовали сверху, – Я тебя вытяну!

Не задавая лишних бессмысленных вопросов, я почти грациозно преодолела все ступеньки и, нащупав руки Леши, вцепилась в них. Он почти без труда подтянул меня, и спустя мгновение затхлый воздух подъезда сменился зимней свежестью. Мои ноги неуверенно ступили на поверхность крыши, и я пошатнулась.

– Осторожнее, – Одиночка схватил меня за локоть и помог выбраться из будки, в которую вел люк в потолке, – Сейчас морозно, нам повезло, что ветра нет… И небо очень ясное.

– Тут…здорово, – я крутанулась на месте, и мои волосы взметнулись вверх, к звездам. Перед глазами замелькали разноцветные огни города. Ноги понесли меня к краю. Все, что было ниже нас, казалось таким маленьким, будто я смотрела на миниатюру города. И ночь с высоты десятого этажа казалась не такой темной из–за обилия подсветки вокруг. И, черт возьми, как это может не нравиться, даже не смотря на холод? Как вообще можно бояться высоты? Ведь только на высоте появляется то самое ощущение эйфории, при котором все проблемы и проблемки становятся абсолютно неважными, мелкими. Ведь ближе к небу – дальше от земных забот, так?

– Ты быстро осваиваешься, – Леша напомнил мне о своем существовании, – Уже бывала на крыше?

– Нет, – я покачала головой, – Но кажется это именно то, о чем я всегда мечтала. И давно ты здесь обитаешь?

– Полгода. Полгода борьбы со страхом высоты. Но это ерунда по сравнению с тем, какие виды отсюда открываются, – парень улыбнулся, – Теперь нужно переместиться ближе к теплу, чтобы ничего себе не отморозить

Ближе к теплу – оказалось ближе к вентиляционному отверстию, в котором скопились множество квартирных ароматов, смесь которых казалась ужасающей. Но из–за морозе особо выбирать не приходилось.

– Сегодня очень ясный вечер. Я сейчас попытаюсь настроить телескоп так, чтобы ты на мгновение смогла бы перенестись на другую планету, – Леша наклонился к телескопу, расположенному на треноге и принялся что–то подкручивать.

– И какую планету ты для меня выбрал?

– Венеру. Она сейчас особенно хорошо видна. Мне кажется, тебе должно понравиться.

Я закрыла левый глаз и нырнула в космическое пространство.

– Венеру еще называют вечерней звездой, – Леша с упоением принялся рассказывать о планете, – Это самый яркий объект перед твоими глазами, если немного напрячь зрение, то ты увидишь, что планета видна не полностью, на самом деле глазу виден лишь серп. Я успел рассмотреть полную Венеру только дважды, и не в темное время суток, она слишком яркая для ночного неба. Для ее изучения лучше работать днем. И знаешь, я тут подумал, что именно Венера мне напоминает тебя больше всего.

Я всматривалась в это самое пятнышко, представляя, что оттуда, через тысячу миллионов километров на меня, вполне возможно, смотрит какая–то другая Ева, тоже запутавшаяся и пытающаяся отвлечься от всего земного, ну, то есть, Венериного.

– И почему же я напоминаю тебе именно Венеру? – я отстранилась от телескопа.