— Так и есть, — отозвался Дима на неозвученный вопрос. — И в этом большое отличие от типичной украинской армии, например. Возьмем дедовщину. Она у нас тоже есть, конечно. Но, в отличие от культуры постсовка, где молодняк гоняют за сигаретами и заставляют драить сортиры, наши «деды» скорее наставляют, показывают, как нужно правильно себя вести в армии. Учат дисциплине, у нас есть свой кодекс чести. Но самое главное, Французский легион — миротворческий, и это красной нитью проходит по всей нашей идеологии. И именно это, пожалуй, главная причина, почему я хотел служить именно здесь.

— Думал, ты пришел наобум, вспомнив мечты из детства, — предположил я, отправляя в рот кусок лукового кольца в кляре.

— Ну-у, отчасти так и было. Моя детская мечта — стать офицером и попасть в ООН, в организацию, которая действительно что-то решает. А, как я уже говорил, Французский легион — это миротворческая армия. Улавливаешь? Я пришел в армию не для войны, а для мира.

— Ну, круто, что и сказать, — ни на грамм не слукавил я, — нечасто встретишь людей, которые проносят свою мечту детства через всю жизнь и воплощают ее. Это, наверное, такая же редкость, как школьные браки «долго и счастливо», — отметил я, радуясь внезапной метафоре, пришедшей на ум.

Дима заулыбался, потрясая кусочком бекона в мою сторону, мол, зришь в корень.

— И я буквально в шаге от этой мечты сейчас, чувак. Я совсем близко! Мне осталось пройти один конкурс.

— Это круто! — снова повторил я. — Мечта необычная и благородная. Надо же — скоро смогу похвастаться, что у меня есть друг в ООН! Успехов тебе в этом, дружище! — Мы звонко чокнулись.

Один маленький бокал пива — максимум, который позволителен для того, чтобы сесть за руль. Даже в день матча «Марсель» — «ПСЖ». Но даже этого хватило, чтобы перепутать поворот и подъехать к стадиону за час до начала игры совсем не с той стороны и угодить в самый тупик стремного марсельского района. В наш расписной мерседес с непонятными местным номерами тотчас впились сотни глаз. Казалось, даже все марсельские коты повернули к нам головы из мусорных баков. Народ явно готовился к встрече с нежданными парижскими гостями и был уже даже не в подпитии, а в полном угаре. Штыном и мочой были пропитаны насквозь все стены вокруг — настолько, что, казалось, и сам воздух утратил кислород в своем составе. Черные, арабы, французы-моряки, но не с открыток в сувенирных лавках, а скорее прямые потомки Квазимодо окружили нашу пеструю машину со всех сторон. Кто с палками, кто с нунчаками, кто со стальными цепями, обкрученными вокруг забитых синими татухами рук. Кто-то из них что-то громко проорал неустойчивым баритоном.

— «Что это за уроды сюда приехали?» — бледнея, перевел мне Дима.

Адам понял это без перевода и, видимо, на автомате поднял камеру, собираясь снимать.

— Спрячь немедленно камеру, придурок, — не оборачиваясь к нему на заднее сиденье, пролепетал я вполголоса. Стало не по себе.

Первым сориентировался Дима, который аккуратно приоткрыл дверь и на чистом французском максимально спокойно поинтересовался у толпы билетами на матч. Что, в принципе, мы и собирались сделать — правда, в менее радикальной атмосфере. Взгляды заметно подобрели, и нам указали на бар в подвале, где мы можем попытаться купить билеты. Толпа ультрас расступилась и вернулась к своей обязательной программе с воплями речевок, в первую очередь испепеляющих «ПСЖ».

Я решил переставить машину куда-то максимально подальше от бара, от греха и вообще от всей этой движухи, а Адам после увиденного принял твердое решение не идти на игру и остаться ждать нас в машине. Смотреть на то, как обезумевшие футбольные ультрас молотят друг друга на подходах к стадиону, ему было совершенно неинтересно. Он предпочел, как он сам выразился, «поснимать окрестности». Хотя, возможно, чтобы поснимать местных баб в тиндере. Пока все местные мужики на футболе. У него теперь в распоряжении целая машина на целых два часа.

Шансы взять рядом два билета гораздо выше, чем три, поэтому я даже не стал спорить. Тем более что хоть кто-то за машиной присмотрит. Прямо с порога в баре нас, двух далеко не хрупких мужиков, впихнули в непроглядный чад и смог, а потом как волной канализации прибило к барной стойке. Здесь правил бал бородатый бармен со стеклянным глазом, вылитый герой из романов Виктора Гюго, который тут же приказным тоном потребовал от нас заказать выпивку. И уже через мгновение, даже не поинтересовавшись нашими предпочтениями, разлил полбутылки бурбона нам с Димой по двум стаканам. Пришлось опустошить стаканы залпом. И тут же словно ниоткуда перед нами возник местный делец, который, видимо, и был за решалу по билетам. Худощавый, жилистый, невысокий, со шрамом на щеке, он был до ужаса похож на Франка Рибери[18], но рассказать ему об этом сходстве я не решился. Дима сказал ему, что мы хотим и сколько, тот кивнул, потребовал предоплату 100 евро, на пять минут нырнул в море ультрас и вынырнул уже с билетами.

Был риск нарваться и на обман, и на фальшивые билеты. Да и вид торгашей совсем не внушал доверия. Марсель — такой же портовый город, как Генуя, и ночная жизнь тут, мягко говоря, весьма насыщенная. Ультрас — парни жесткие, но благородные. Как пираты. Поэтому билеты оказались настоящими, как и любовь этих парней к своей команде. Конечно, она понятна далеко не всем. Но какая есть. Ультрас — они одинаковые по всему миру. И это здорово, что они приняли нас как своих, несмотря на то, что один из нас вообще ни бум-бум по-французски, а другой — говорит с заметным акцентом.

В какой-то момент резко прозвучал боевой клич, и все в баре по этому сигналу напялили капюшоны, заправили в рукава цепи, палки и дружной толпой ломанулись на выход. Нас с Димой эта река вынесла уже в противоположном направлении в тех позах, в которых застал клич. Я только на улице понял, что сжимаю в одной руке билеты, а в другой — недопитый стакан с бурбоном.

Мы шли в толпе ультрас «Марселя», и несмотря на то, что ни за одну команду не болел, я почувствовал невероятный подъем. Фанатские выкрики доносились отовсюду. Я видел людей, пробирающихся к месту события с заготовленными файерами. Воздух трещал и был словно наэлектризован. В той же толпе, на удивление быстро — не так, как это обычно происходит на киевском НСК, — мы миновали металлоискатели и поднялись