в Сахару, в это поселение, чтобы снова погреться у огня, послушать удивительную тишину самой большой пустыни в мире, преломить хлеб, испеченный своими руками, послушать истории Халима. Но я понимал, что даже если вернусь, не застану племя бедуинов на том же месте. В ту же реку не войти дважды, нужно уметь наслаждаться каждым мгновением, и затем отпускать его с легким сердцем. Каждая минута нашей жизни — уникальна и неповторима, тем и ценна.

По пути назад мы заехали на местную почту, которая сильно напоминала типичные совковые отделения. Те же окошки с вечно недовольными операторами, те же пенсионеры в очереди, только одетые в джеббы и паранджи. Но главное — я отправил письмо Марусе, в надежде, что оно дойдет до нее раньше, чем мы встретимся в Барселоне.

В Хаммамет добрались быстро, остановившись лишь на красивом соляном озере, которое ничем не уступает знаменитому Бонневиллю в США. До заката успели вернуться в порт, откуда все начиналось. Погода была безоблачная, но ветер переменился. Я оставил Вову и Адама ужинать в кафе, а сам отправился к морю с Абделем.

— Добрый гость! Вот ты завтра уплывешь на европейский континент. Чему тебя научила Африка? Чему тебя научил Тунис и друг Абдель?

Я стоял близко и заметил, как проявились гусиные лапки в уголках его глаз. Проводник смотрел вдаль, на старый город Медину, откуда началось мое знакомство с Черным континентом, и улыбался. Но мне почему-то казалось, что ему грустно.

— Во-первых, нужно уметь откладывать все дела и жить настоящим, — я вспомнил чудесный завтрак-сюрприз и первый рассвет в Хаммамете. — Во-вторых, не стоит слишком долго греться у костра, иначе на следующий день не будет сил искать источник, — спасибо Халиму за эту бедуинскую мудрость. Я сделал паузу и набрал побольше воздуха в легкие. — И в-третьих, важно благодарить хороших людей, которых встречаешь на пути.

С этими словами я протянул нашему проводнику книгу отца. Абдель был явно обескуражен от неожиданности и уставился на книгу «Современные афоризмы и алогизмы» автора Александра Сурина. Затем нерешительно взял ее в руки.

— Эту книгу написал мой отец, которого больше нет в живых, — пояснил я как можно скорее, чтобы не заставлять тунисца чувствовать себя неловко. — Она на русском, и ты, конечно, ничего не поймешь. Но я хочу, чтобы частичка отца и частичка моей страны была с тобой. Ты хороший человек. Наверное, лучший из всех, кого я встретил в Африке. Пусть она будет твоей.

За время путешествия по Сахаре мы с Абделем по-настоящему сблизились, хотя и думаем на разных языках, живем на разных континентах и даже верим в разных Богов. Но этого человека мне подсказала душа.

Проводник посмотрел на книгу по-новому, будто в его руки попало подлинное сокровище. Он аккуратно потрогал переплет, перелистнул страницу за страницей до самого конца. И наконец поднял на меня глаза, в которых стояли слезы.

— Я буду хранить ее, друг! И переведу ее на арабский язык! — Абдель прижал книгу к груди.

Тогда я понял, что не ошибся в выборе, поскольку и у самого глаза были на мокром месте. Отец никогда не был в Африке, но теперь его частичка находилась здесь, и она была в добрых руках.

Абдель проводил нас до самого парома, хотя давно мог уйти по делам или вернуться к жене и детям, которые наверняка соскучились по нему за те несколько дней, что мы провели в пустыне. Как бывает после всякого хорошего приключения, на смену впечатлениям пришла некая опустошенность, которая поселилась во мне и сопровождала весь обратный путь к европейскому континенту. Весь путь я молчал, лишь изредка вяло реагируя на очередные бодания в бесконечном матче Вова vs Адам. На следующее утро я увидел, как один из пассажиров-тунисцев затушил окурок о поручень палубы и там же бросил. На этот раз, не произнося ни слова, я поднял и отнес его в урну неподалеку. Это было единственное происшествие на пароме.

День 12

Генуя, Италия

6170 км пути

Генуя встретила прекрасной погодой и полным штилем. Волнение было только внутри: ждет ли нас на том же месте наша брошенная машина? Вот поворот, и… Вот он, наш дорогой железный конь. Стоит себе и блестит на солнце там, где мы его оставили. Чудеса! Чистенький, целехонький и даже не поцарапанный!

Генуя — портовый город, и я ощутил это сразу. Дело было не в белоснежных мачтах, покачивающихся на волнах, словно плавучий лес. И не в соленом запахе моря, который ощущался в соседних с набережной районах. Это была настоящая собственная атмосфера — по-итальянски суетливая, немного «базарная» и экспрессивная, но невероятно колоритная. Отталкивающая и затягивающая одновременно. В такие города либо влюбляешься с первого взгляда, либо ненавидишь и никогда не приезжаешь снова. Мне повезло влюбиться.

Утром мы с Вовой оставили Адама отсыпаться после африканской поездки и разбирать материал, а сами отправились исследовать город. И мне, и ему Генуя приглянулась, в отличие от нашего любителя безопасности и комфорта. Чем-чем, а безопасностью город похвастаться никак не может. Я был о том очень наслышан и держал ухо востро, а поясную сумку с деньгами и документами — в поле зрения.

Но все-таки сумбурное ощущение праздника незримо искрилось в воздухе. Над головами болталось разноцветное белье, которое традиционно вывешивали на веревках, протянутых от стены до стены на узких улочках. Низкие металлические лампы, похожие на тарелки НЛО, покачивались в такт ветру. Подъемы и спуски, повороты и тупики складывались в причудливый городской лабиринт. Старинные здания здесь никто не реставрировал, но в этой небрежной обшарпанности и заключался неотразимый шарм Генуи. Фрески, лепнина и колонны сохранились здесь будто бы в первозданном виде. Мы в Италии! Bene! Perfettamente![14]

Прогулявшись по привокзальному району, где располагался наш отель, мы с Вовой повернули через центр к местному рынку, дабы продегустировать знаменитые местные деликатесы. Аранчини с моцареллой, морепродукты на гриле и, разумеется, бутылочка сухого белого стали нашим уловом. Мы решили не заходить в заведение и, как студенты, разделили трапезу прямо на лавочке.

— Alla salute![15] — произнес я услышанный где-то тост и, пригубив вино из горлышка, передал Вове.

Близился час сиесты. Жизнь в Генуе замедлялась, лавочки и рестораны закрывались, люди на время расходились по домам к семьям.

— Слушай, я вот тут думаю, — нерешительно начал Вова, когда бутылка уже показала дно. — Может, не стоило оставлять Адама одного выбирать материал? Выберет ведь самые запоротые кадры, как обычно.

Я едва удержался,