Когда дверь за Петровым захлопывается, я падаю на постель без сил. У меня такое чувство, будто из меня все соки выжали. А еще я боюсь саму себя. Вот что это сейчас было, а? Что за подстава?

А ведь Женька меня отговаривала. Она сразу сказала, что розыгрыш со сном — какой-то тупой. Но я ее не послушала. Мне показалось, что будет смешно. Показалось, что Петров будет весьма уморительно орать и топать ножками. Но он не стал делать ничего из того, что я предполагала. Нет. Он разделся и лег ко мне.

Мне надо было сразу оттолкнуть его, но со мной сделалось что-то странное. Мне вдруг захотелось посмотреть, как далеко он может зайти. И еще мне было приятно. Так приятно, что даже стыдно. Поцелуи Петрова превратили меня в настоящий кисель.

Даже от воспоминаний о них меня бросает в краску, а внизу живота разливается странная тяжесть. Я злюсь на себя. Безумно злюсь за то, что не могу прогнать это дурацкое томление. Хотя, наверное, оно так волнует, потому что ново и непривычно. Раньше я ничего подобного не чувствовала.

В универе я тратила почти все время на учебу. Почти не гуляла с парнями. Только перед самым выпуском спохватилась и решила устроить личную жизнь. Подруги вовсю бегали по свиданиям, и я подумала, что мне тоже надо.

У меня был друг, с которым мы могли часами обсуждать всякое: философию Гегеля, постмодернизм, теорию струн. Вот ему я и решила позволить больше, чем остальным, но это не сработало. Мне его ласки абсолютно не понравились. Было скучно, неприятно, хотелось, чтобы он быстрей убрал от меня руки и вернулся к разговору о феминизме третьей волны, который мы вели чуть ранее.

Мой друг, кстати, тоже остался разочарованным. Сказал мне потом, что я не ледышка, а просто жидкий азот какой-то. А я не расстроилась. Не всем же везет с половой конституцией, верно? Я тогда еще решила, что моя холодность — это даже плюс, можно на работе сосредоточиться.

В общем, я никак не ожидала, что объятие Петрова вдруг так на меня подействует. Стоило ему прижаться ко мне — во рту пересохло, голова пошла кругом. Захотелось ощутить его руки там и сям. Захотелось потрогать Петрова самой. Просто помутнение какое-то, в самом деле.

От Никиты так волнующе пахнет! И пальцы у него такие… такие горячие. Когда он касался меня, внутри все просто переворачивалось. Господи, как стыдно!

Я накрываю голову подушкой, а из груди вырывается тяжелый вздох. Самое ужасное в случившемся, конечно, не моя впечатлительность. Самое ужасное, что Петров догадался, что я только притворяюсь спящей. И, конечно, уловил реакцию моего тела на объятья.

Интересно, что он подумал? Наверное, что-то вроде: «Поглядите, какая доступная! Только прижался — уже поплыла».

У меня вырывается еще один судорожный вздох. Почему я не оттолкнула Петрова сразу? Почему-почему?

Я даже кусаю себя за запястье. Боль чуть отрезвляет, и в груди неожиданно ворочается почти призрачная надежда. А может, этот гад все же поверил моим последующим заверениям? Он вроде как извинился. Вроде как сделал виноватое лицо…

У-у-у! Да кого я обманываю? Петров не дурак, его не проведешь глупыми слезами и дрожащим голосочком. Наверное, он просто не захотел препираться, а выводы сделал. Очень обидные, надо вам сказать, выводы.

Дверной замок вновь щелкает, а я испуганно замираю.

— Ушел? — раздается от входа сдавленный голос Женьки.

Я выдыхаю и скидываю с себя подушку:

— Ушел.

— И как все прошло? — она смотрит на меня с любопытством.

— Нормально. Сейчас позавтракаем и будем готовиться к сходу на берег. Петров какую-то экскурсию для всех нас заказал.

— Ух, ты! Классно! — Женька вдруг чрезвычайно оживляется. — А Валера поедет?

— Валера? Какой Валера?

Сестричка краснеет:

— Я про того паренька, который монтирует Петрову влоги.

Я тут же сажусь и изучаю Женьку пытливым взглядом:

— А чего это он так тебя заинтересовал? Понравился?

Сестра крутит пальцем у виска:

— Ник, ты ненормальная, а? Чего сразу — понравился? У меня к нему чисто деловой интерес. Он из всей компании самый наивный и бесхитростный. Я планирую разговорить его как-нибудь, чтобы узнать: спорил Петров на тебя с друзьями или нет.

— Думаешь, расколется?

Женька даже руки потирает:

— Я за свою жизнь пересмотрела целую кучу детективов. Я вытащу из него правду, можешь даже не сомневаться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Время летит неумолимо, и вот наш лайнер уже входит в порт Неаполя — нужно сходить на берег и общаться с Петровым. Я искренне верила, что к обеду чуть успокоюсь, уйму бешеное сердцебиение и дрожь, но ничего подобного не случилось. Меня колотит даже пуще прежнего.

Вот как мне теперь смотреть в глаза Петрову? Как? У него явно будет самодовольная морда, а, может, и не у него одного. По любому, этот мерзавец уже перед друзьями похвастался первыми успехами в соблазнении «развратной» блогерши.

Я с огромным трудом наношу макияж и укладываю волосы. Только присутствие Женьки дает мне силы — мне жутко не хочется раскисать перед сестрой, нагонять на нее панику.

Когда сборы закончены, я пытаюсь помедитировать, чтобы успокоить нервишки. Представляю, как мне вручают золотую кнопку «Ютуба». Это помогает. Но только до тех пор, пока Женька не тянет меня к двери:

— Идем!

Стоит мне переступить через порог каюты, как внутри тут же ухает, а сердце закатывается куда-то под селезенку. Сестра же, в отличие от меня, в приподнятом настроении и почти подпрыгивает при ходьбе. Неужели возможность поупражняться в дедукции настолько ее обрадовала? Вот, хоть убейте, не помню, чтобы мисс Марпл или Пуаро так скакали.

Женька уносится вперед, а я плетусь за ней на ватных ногах. Все как в тумане: люди вокруг, терминал. Эх, знала бы, как все выйдет утром, ни за что бы не улеглась в постель! Больше никогда-никогда не буду устраивать дурацких розыгрышей.

Наконец я и Женя выходим на пристань. Я почти сразу замечаю компанию Петрова. Парни что-то очень бурно обсуждают, машут руками, смеются. При виде такой движухи мой организм старательно впрыскивает в кровь еще пол-литра адреналина. Ноги от волнения буквально перестают гнуться.