Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Женщины у костра замерли и во все глаза уставились на нее. На Наташином лице отразилась вся гамма чувств — от крайнего удивления до явного недоверия. Евгения смотрела на журналистку со смесью жалости и грусти. Саша почувствовала себя неуютно. Вероятно, так чувствуют себя все, кого вдруг начинают подозревать в помрачении рассудка. Но она постаралась взять себя в руки и спросила:
— Вы в городе совсем не бываете?
— Н-нет, — ответила Женя. — Нам продукты привозят. Представители одной фирмы. В город только Коля ездит. По делам официальным.
— А люди с синими лицами сюда не забредали? — спросила Саша.
— Бог миловал, — с опаской сказала Женя и оглянулась на соседку.
Саша вдруг подумала, что если Новоладожск затопит, члены общины узнают об этом в последнюю очередь.
— Ну и хорошо, — улыбнулась она.
— Нет уж, — решительно проговорила Евгения. — Если в Новоладожске происходит что-то ужасное, вы не скрывайте. Неужели химический комбинат отраву какую-то выпустил в атмосферу?
— Про комбинат я не знаю, — сказала Саша. — А в больнице лежат больные с синими лицами. И никто не знает, что это за напасть, и как ее лечить.
Женщины нахмурились.
— И давно лежат? — деловито спросила Евгения.
— Первые больные поступили в больницу несколько месяцев назад, — сказала Саша.
— Значит, Аркаша не врал, — сказала Евгения.
Послышался топот — как будто приближалась большая толпа — и голоса. Саша от неожиданности вздрогнула.
— Время обеда, — весело сказала Наташа. — Где у нас ножик-то — хлеб нарезать?
Саша оглянулась. К палаточному лагерю приближалась группа мужчин. Весело переговариваясь, они подхватывали ведра с водой, подносимые им женщинами, жадно пили и обливали друг друга. Все они без исключения были крепкими, мускулистыми, а бронзовый загар обнаженных торсов в сверкании солнечных лучей делал реставраторов похожими на олимпийских богов с картин художников эпохи Возрождения.
— А вон и наш «начальник», — сообщила Наташа. — К нам идет…
Саша удивилась. Размеренным шагом, широко улыбаясь, к костру шел совсем молодой мужчина лет двадцати пяти с темной щетиной на щеках и подбородке.
— Мир честной компании! — весело проговорил Ершов, подойдя к костру, неподалеку от которого под сенью пышной липы на холщовой тряпке Наталья с Евгенией спешно раскладывали снедь — свежие маленькие огурчики, зелень, помидоры, вяленую рыбу. Наташа, спохватившись, взяла нож и стала резать хлеб. — У нас гостья? — Николай улыбнулся еще шире. — Очень приятно. Гостям мы всегда рады. Издалека к нам? — повторил он вопрос Евгении, но, не дав Саше вымолвить слово, торопливо добавил: — Да я вас, наверное, знаю. Вы… э… Вы на телевидении работаете. Новости и все такое?
— Да, это я, — со вздохом ответила Саша, втайне мечтавшая быть неузнанной хоть в этой незатейливой компании, в поле, у костерка. — И часто вы смотрите наши «Новости»?
— Случается, — рассмеялся Ершов. — Что же мы стоим? Присаживайтесь. Есть очень хочется.
— Одну секундочку, — протараторила Наташа. — Сейчас закончим. Молитву творить вы будете?
— Пожалуй, — согласился он.
Наташа потянула за руку присевшую было Сашу, женщины торжественно встали вокруг импровизированного стола, а Ершов с тем же довольным видом, с каким созерцал еду, начал творить молитву. Когда он закончил, Саша села, словно загипнотизированная. Ершов бросил на нее веселый взгляд, взял миску с вареной картошкой и мясом и начал с аппетитом есть.
Пищу вкушали почти молча, перебрасываясь малозначительными фразами. Ершов был поглощен процессом насыщения полностью, а женщины не решались отвлекать своего руководителя от важного дела. У Саши же от непонятного смущения совсем пропал аппетит, и она еле-еле ковыряла ложкой в миске.
— Аппетит еще не нагуляли? — подмигнул Ершов и спросил как бы между прочим: — Вы у нас сюжет хотите снять? Криминал какой-нибудь в нашей общине обнаружили?
Саша отставила миску в сторону и, взяв маленький желтоватый огурчик, стала нервно вертеть его в руках.
— Нет, что вы… — еле слышно проговорила она. — Просто приехала. Посмотреть…
— А посмотреть есть на что, — не то провозгласил, не то спросил он. — Хотите подняться на самый верх? На колокольню? Оттуда такой вид открывается — закачаешься! В буквальном смысле этого слова, — он рассмеялся.
— А можно? — спросила Саша, бодрясь.
— Сразу после трапезы и полезем, — пообещал Ершов.
* * *
Высоты Саша не боялась никогда. Она любила летать на самолетах и вертолетах, а однажды при съемке сюжета на спор с оператором прыгнула с парашютом с высоты тысяча метров и получила огромное удовольствие. Иногда ей снилось, что она летает высоко над облаками. Просыпаясь после таких снов, она всерьез думала, что в какой-то прошлой жизни она была птицей. Или пращуры ее были не обезьянами, а птеродактилями. Но, поднимаясь по скрипучим, шатким лесам ремонтируемой колокольни, она почувствовала дрожь во всем теле. Слишком уж ненадежными казались ей строительные конструкции. А может быть, давали знать о себе расстроенные нервы. Ершов шел впереди, не оглядываясь. Когда до колокольни оставалось не более двух метров, Саша остановилась и покачнулась. В это было трудно поверить, но она поняла, что не сможет сделать следующего шага. «Что-то случилось с моими крыльями. Видимо, атрофировались, отсохли и отвалились», — мрачно пошутила она сама с собой. Ее спутник оглянулся не сразу. Он дошел уже до самой верхней площадки и вдруг обнаружил, что Саша отстала. Взглянув вниз, он увидел бледное лицо девушки, белые костяшки ее пальцев, судорожно вцепившихся в какую-то скобу, и стал быстро спускаться. Подойдя к Саше вплотную, он осторожно обхватил ее за плечи и заглянул в ее испуганные глаза.
— Что, Александра? — тихо проговорил он. — Вам страшно?
Саша с трудом разомкнула пересохшие губы, но ответить не смогла, только слегка пожала плечами.
— Я не знал, что вы боитесь высоты, — не повышая голоса, произнес он. — У вас кружится голова?
Саша отрицательно помотала головой и почувствовала, что на глаза наворачиваются непрошенные слезы.
— Будем спускаться? — мягко спросил он.
Она снова помотала головой.
— Тогда держитесь за мою руку, — улыбнулся он.
Ее ладонь утонула в его огромной лапище, и они стали медленно подниматься.
— Бояться тут совершенно нечего, — Ершов, поняв свою оплошность, стал наконец-то развлекать Александру разговорами. — Леса сколочены на славу. Знаете, какой вес они выдерживают? Представьте двадцать здоровых мужиков, по пять пудов каждого, а то и больше. Доски, конечно, поскрипывают, но они весьма добротные. Мы лес по соседству заказываем, в Карелии. У меня там приятель — директор деревообрабатывающего завода. Качество я лично проверяю. Голова не кружится, точно?