— Будьте наготове. Ничего не есть и не пить. — Быстро шепчу я Тилу. Он едва заметно кивает.

— Ого! Провалиться мне в небо, гости должны это увидеть, ха. И как у тебя ума хватило? Признаюсь, я даже готов смягчить свои условия. Немного. — Смеется он и прикасается к ноге статуи, после чего мрачнеет. — Да, а серебришка-то пожалел, Кондор. Мало того что она пустотелая, так еще и серебра столько же, сколько железа. Но я не удивлен, чего еще ожидать от столь бедного рода? Золота? Заносите.

В десяток рук охрана с трудом левитирует статую в зал. Взяв под руки девушек, я отправляюсь за ней.

— Зачем тебе сразу две, Рендал? Одолжи одну. Я заплачу ей в два раза больше, чем ты. — Настроение Ласло вновь зашкаливает, такое чувство, что он не только выпил, но и закинулся чем-то.

— Думаю, король не будет иметь ко мне претензий, если я вызову вас за такие намеки на дуэль, маркиз. — Спокойно произношу я, не удостоив его взглядом.

— Скукота. Кстати, интересные украшения, в первый раз такое вижу. А куда крепится хвост, позвольте поинтересоваться? — Тычет он пальцем в Миру. Та, не в силах сдержаться, шипит.

Прожигаю его гневным взглядом. Похоже, сдержаться и не прибить его раньше времени — будет сложнее, чем я думал.

— Что? Просто шутка. Давайте уже, тащите быстрее! — Прикрикивает он на стражу, что из последних сил левитировала статую. — Не могу дождаться, когда покажу её гостям…

Статуя въезжает в зал, следом забегает надутый от важности Ласло. Герольд спешит, чтобы объявить нас, но маркиз сбивает его с ног.

— Не лезь. Так, Господа. Дамы. Хочу объявить нового гостя, это сам Виконт фон Кондор, он лично пришел сюда, чтобы разрешить недоразумение с тем, что его войска занимают часть моих земель.

Закончив краткую речь, он скашивает взгляд на меня.

— Согласно воле короля, мы попытаемся сегодня прийти к соглашению, что устроило бы обе стороны. — Нейтрально комментирую я. В зале раздаются смешки, бароны прячут усмешки в бокалах с вином.

Ласло отправляется выравнивать статую, давая мне несколько мгновений, чтобы оглядеться. Признаюсь, чуть-чуть не угадал. Золото присутствовало, но в основном красная и черная древесина правила бал. Перила, стены, даже паркет. А где же мрамор? Или же плитку из мрамора еще и покрыли паркетом?

Что-то мне подсказывало, что так и есть.

— Не очень хорошо. — Шепчет на ухо Тамилла.

— Да, безвкусица. — Соглашаюсь я.

— Нет, я о другом. Взгляни на гостей.

Обвожу взглядом аристократов. Сборище чванливых ушлепков, ничего необычного.

— И?

Тамилла вздыхает.

— Очень много рыцарей, но мало баронов и совсем нет графов. Тут вообще нет многих родов. Здесь собрались лишь наиболее верные Маркизу, причем некоторые — приехали издалека.

— Тем лучше для нас и хуже для них. — Пожимаю плечами я и поглядываю на часы. Десять минут. Мы слишком долго возились у порога.

Маркиз тем временем срывает ткань.

— Та-дам! Взгляните, вот умора!

Полог оседает на эбонитовый паркет, открывая взгляду трехметровую статую Баронета Алекса фон Хорнета. Облаченный в доспехи, он одной ногой стоял на голове матриарха, в которую был вонзен меч. Лезвие стало волнистым, часть металла словно стекала вниз от кислоты твари. Кулак победно поднят вверх, а поза говорила о тяжелой битве, как и помятые доспехи.

В зале тишина, люди стекаются с дальних концов зала, чтобы поближе её рассмотреть. Несколько аристократов восхищенно почесывают подбородки.

— Я слышал, что у отпрыска Кондоров талант скульптора, но… — Начинает один из них, но его прерывает недовольный Ласло.

— Вы что, ослепли? Не видите, кому эта статуя? Забыли про те слухи, что ходили вокруг их рода?

Но толпа не спешит обсуждать старые слухи, напротив, они обсуждают статую. Те, кто был при дворце, спорят о том, насколько точно воссоздана голова Матриарха. Действительно, размеры её пришлось уменьшить даже с учетом того, что она словно была утоплена в земле и служила постаментом статуи.

Ласло не оставляет попыток и обращается ко мне.

— Очень смело с вашей стороны создать такой памятник. Многие увидят в этом знак того, что вы уже не пытаетесь скрывать свое родство. — Злорадно произносит он.

— Родство? Да, я предпочел бы, чтобы это было так. Но нет. Это дань уважения настоящему воину, что следовал дороге чести до конца. Человеку, что пожертвовал жизнью ради победы над чудовищем. Скажите мне, сколько из вас продолжает считать рыцарские идеалы чем-то важным, а сколько — продали их в обмен на блага? — Я вожу взглядом по рядам, всматриваясь в лица. На многих — циничная ухмылка, на других — ярость, и лишь на некоторых — смущение.

— Ведь все вы служите Маркизу. Нет людей, что были бы больше посвящены в его дела. Вы знаете обо всем. Знаете правду, знаете, до какого дна он вас всех довел. Я уверен, что среди вас есть те, кто сжигал мои села, предав тем самым обеты рыцарства. Обеты защищать простых людей, установленные еще во время Эры Раздора. Так скажите, стоило ли оно того?

Несколько секунд тишины, повисшей после моих слов, прерывает Ласло.

— Да, да, Эра раздора. Спасибо за экскурс в историю, виконт. Мне так его не хватало, ведь дряхлые пердуны из старой аристократии абсолютно точно не травят на каждом балу сказки о славном прошлом, когда все были благородны, как один, мускулисты и могли оприходовать десяток девок за раз. Уши вянут. Их время ушло, как и время сказок. Слуги, принесите мне мой арбалет!

Несколько человек в ливреях тут же мчатся куда-то вглубь поместья.

Воспользовавшись паузой, беру слово.

— Людям свойственно приукрашивать прошлое, это так. Однако, славное прошлое создает славное будущее. Вера в то, что раньше у людей были идеалы — позволяет сохранять их и приумножать сегодня. Сколько бы людей готовы были совершить подвиг, если бы их с детства учили на совершенно других идеалах? Идеалах корыстничества и эгоизма? Каким был бы мир, если бы его населяли лишь такие люди? Еще более неприятным местом. Но подумайте, каким он был бы, если бы было больше таких людей как… — Я поворачиваюсь к статуе и по ушам бьет звон.

Болт вонзается в серебряный лоб статуи и пробивает его, застряв внутри. Ласло опускает разряженный арбалет.

— Мертвым. Хорнет сдох, а мы живы. Важен лишь один идеал — сила. Лишь она заставляет подданных подчинятся твоим заскокам, какими бы тупыми они ни были. Пусть даже, это будет твоя идеалистическая чушь, это неважно. Пока ты силен — люди будут подчиняться. Точка.

Я поднимаю палец вверх.

— Пока силен. Но когда ты слаб, а враг сильнее по всем фронтам? Когда шансы на успех близятся к нулю, знаешь, что будет? Твои шакалы разбегутся, ведь все, что они могут — это пресмыкаться перед подавляющей силой. Едва расклад окажется не в их пользу — всё. Конец. Но люди с идеалами… Они не сдадутся, даже если нет шансов на успех. Они выгрызут победу даже в безнадежной ситуации. Совершат невозможное.

Взгляды окружающих скрещиваются на голове Матриарха.

— Ха. Поэтому я и не требую от них невозможного. — Пожимает плечами Маркиз, но его голос звучит фальшиво. Понимая это, он несколько секунд собирается с мыслями, после чего улыбается. — Знаешь, а я тебе докажу, что прав именно я. Все присутствующие связаны со мной не только присягой, они зависят от моего золота и от моей воли. Поэтому…

Он разводит руки, обращаясь к толпе.

— Я приказываю вам осмеять этого наивного идиота. В реальном мире все решает сила, влияние и богатство. В нем нет места идиотским идеалам. Так посмеемся же над ними, ха-ха!

Люди переглядываются, отчего он свирепеет.

— Я СКАЗАЛ, СМЕЙТЕСЬ!

Робкие смешки раздаются в зале. Словно снежный ком, они усиливаются, пока не превращаются в лавину. Но я вижу, что несколько рыцарей не смеются, они покидают поместье. Их мало, но они есть.

Хвост Миры бьет меня по ноге. Её уши прижаты к голове, а ладонь — к рукоятке рапиры.

Я качаю головой.

Идиот. Заставлять людей смеяться над своей же присягой? Даже