Сильная рука отодвинула меня в сторону.

Максим подошел к нищему и похлопал его поплечу.

– Слышь, как тебя зовут?

– Коля, – представился оборванец.

– Отлично, а я Макс. Зря ты, Коля,ветераном чеченских войн прикидываешься, – ласково загудел мойспутник, – попадешься на глаза такому, как я, огребешь по полной. Очень мыне любим, когда те, кто никогда врага в лицо не видел, спекуляцией занимаются.

Николай втянул голову в плечи, Максим, мернопостукивая проходимца по ключице, нежно спросил:

– Про группу «Альфа» слышал?

– Да, дяденька, – обморочнопрошептал Николай, – по телику показывали!

– Ну, тогда мы договоримся, – журчалМаксим. – Расскажи этой тете, откуда коляска, и спокойно уйдешь отсюда насвоих двоих. Попробуешь врать, я тебе ножку-то ампутирую. Есть и хорошаяновость: нам сиденье с колесами без надобности, ты на нем отсюда настоящиминвалидом и покатишь. Инструмент есть, вон топорик острый. Давай, не глупи,получишь вкусняшку.

Максим запустил руку в карман, вытащил жвачкуи сунул ее под нос почти лишившемуся чувств Николаю.

– Откушай, и твое дыхание станетупоительно свежим!

Николай забормотал с такой скоростью, что явелела:

– Помедленнее.

Коля покорно сбавил темп. После пламенной речиМаксима я была уверена в честности попрошайки, но, увы, ничего конкретного тотне сообщил.

Рано утром, часов около шести, Коля пошел вовраг, куда местные жители выбрасывают мусор. У парня окончательно разорвалисьботинки, и он хотел найти относительно целую пару. Юный поисковик спустился надно канавы и принялся потрошить мешки, прошел почти всю мусорку, прежде чемувидел инвалидную коляску, которая лежала на боку.

– Раз такую вещь выкинули, значит, она ненужна, – резонно объяснял Коля, – колясочникам лучше подают, ну, я ееи вытащил. Очень удивился: кто же такую шикарную тележку выбросил? Прикиньте,она еще и складывается!

Коля наклонился, дернул за небольшой рычажок,раздался характерный щелчок. «Бентли» сложился в узкую конструкцию.

– Круто, да? – с восторгомвоскликнул алкоголик. – Небось немецкая. Попробуйте, какая легкая, дажебаба унесет. В Германии об инвалидах думают, а у нас гробы на шинахраздают. Больших бабок такая колясочка стоит, а мне она задаром досталась.

Николай сделал быстрое движение рукой, опятьпослышался щелчок, точь-в-точь такой, какой я слышала, стоя в номере Нины зазанавеской. Внезапно мне что-то показалось странным, в голове возник вопрос, носформулировать его я не успела, потому что в беседу вмешался Максим.

– Все Ларюхино организованно бросаетмусор в одно место? Хоть и невелико поселение, но, например, отсюда неудобно смешком к лесу тащиться.

Николай почувствовал себя чуть увереннее.

– Не, трехэтажки к контейнеру ходят, вовраг только улицы Ленина, Советская и Коммунистическая.

– Можешь показать, где валяласьколяска? – не успокаивался Макс.

– Пошли, – засуетился Коля, –хорошим людям приятно помочь.

Овраг протянулся почти у самого леса, на днеего высилась гора пакетов и неупакованного мусора.

– Фу, – поморщился Максим, – нанабережной в Ницце пахнет лучше, чем тут!

– Вон там она валялась, – ткнулпальцем в конец канавы нищий.

Я, стараясь не дышать, пошла туда. Оврагзакончился, справа к помойке вплотную приблизились темные ели, влево уходилаколея.

– Куда ведет эта дорога? – спросилая попрошайку.

– В Еланск, – равнодушно сообщилКоля, – город такой, большой, с церковью, больницей, магазинами. Там полнонароду живет.

Я указала на узкую тропинку, ведущую влес.

– А эта?

– Там санатория, – объяснилНиколай, – пойдете чуть в горку – и увидите забор, наши одну секциювыломали.

– Могучий русский народ не любитизгородей, – изрек Максим.

Николай возмутился:

– А чего они в лесу построились? Тамместа грибные, люди и ходят по старинке за опятами.

Забыв попрощаться с «ветераном», я ринулась потропинке, которая извивалась между корявыми корнями. Николай не обманул: непрошло и минуты, как передо мной возник забор, в котором не хватало большогоколичества прутьев. При желании здесь мог проехать автомобиль.

– Признайся, – пропыхтел сзадиМаксим, – твоя мама была из рода эфиопских бегунов. Еле догнал быстроногуюлань Лампу.

– Для спецназовца из «Альфы» ты плохотренирован, – бросила я на ходу.

– Обрати внимание, – засмеялсяМаксим, – я не говорил, что служу в этом подразделении, всего лишь спросилу проходимца, слышал ли он про «Альфу», остальное Николай додумал сам.

– Однако ты ловкач. – отметилая. – О! Знакомая лужа. Значит, к ней можно подойти с разных сторон.

И тут я приметила небольшой сломанныйкуст, на котором повис светлый лоскут. Я села на корточки, осторожнопошевелила смятые ветки, потом сняла кусок ткани – это был дорогой шелк свышитой на нем бордовой розой.

– Шерлок-Холмсица идет по следу, –заговорщицки прошептал Максим.

– Догадываешься, что тутстряслось? – спросила я.

– Упал метеорит? Высадились зеленыечеловечки? Обнаружен клад? – зафонтанировал идеями Максим.

– Клок вырван из костюма Нины, –скорей для себя, чем для Максима, сказала я, – на ней была одежда с такойвышивкой. На тропинке лежит обросший мхом камень, но лишайник частично ободран,похоже, он пострадал недавно. Тот, кто толкал коляску с Пронькиной, не заметилвалун, наехал на него и не удержал кресло, оно накренилось, Нина Олеговна упалана куст и повредила его. Все очень плохо.

– Почему? – на удивление серьезноспросил Максим.

– Похоже, она умерла, – тихоответила я, – вернее, убита. Ее усыпили и увезли.

– Не согласен, – быстро ответилМаксим, – Пронькина не пушинка, а дама в теле. И мертвый человекстановится невероятно тяжелым, его трудно поднять. А если старуху усыпилисильным лекарством, то она не проснулась бы даже при падении.