– Мамаша, папаша, – заныл«инвалид», – Христа ради, я собираю на протез.

– Бедный, – сочувственно сказалМаксим, – сколько лет со дня окончания чеченской кампании прошло, а ты всекровью истекаешь! Повязка-то промокла.

– Досталось мне от сволочей, весьпоранетый, – продолжил играть свою роль попрошайка.

– Лампа, сколько ему дать? – спросилМаксим.

– Нога не болит? – обратилась я ксамодеятельному актеру.

Юноша похлопал по коленке.

– Я привык, но рана не заживает!

– Спрашиваю про вторую ногу, –серьезно уточнила я.

Попрошайка сделал скорбное лицо.

– Так ее нет, мамаша.

– Думаю, лапка засунута в подушку, накоторой ты сидишь, – засмеялась я, – вот я и поинтересовалась: неноет ли она? Большинство людей полагает, что ремесло нищего легкое, но японимаю: тебе приходится терпеть нешуточные неудобства!

Парень зло сплюнул на асфальт и начал медленноразворачиваться. Послышалось чавканье и характерное поскрипывание, похожее назвук, который издает железо, царапающее стекло.

– Слышь, ты, Смоктуновский, с коляскойкосяк вышел, – засмеялся Максим, – дорогая слишком, немецкая, почтиновая. Вау! На спинке эмблема «Бентли». Милый, ты в курсе, сколько такой значокв автосалоне стоит? Продашь его – хватит не только на протез, но и напревращение в Терминатора. Скажи своим хозяевам, что в такой инвалидке нужносидеть в прикиде от Гуччи-Пуччи-Мяуччи. Откроешь новое направление: гламурныйоборванец.

В моей голове вспыхнуло воспоминание: ястою за занавеской в номере Нины, слышу чавканье, поскрипывание, противныйскрежет… а еще Маргоша не нашла коляску, которую в лечебнице прозвали «Бентли».Медсестра расстроилась, кресло было очень удобное, компактное, моглоскладываться, его можно не только катить, но и нести.

Я вскочила и с воплем ринулась за«ветераном»:

– Стой!

Тип в пятнистой форме споро порулил в сторонускопища сарайчиков, находившихся за остановкой автобуса. Натыкаясь на прохожихи торговцев, вольготно расположившихся на площади, я летела за «инвалидом».Парень заехал в пространство между покосившимися халабудами, сколоченными изразномастных досок. Я проделала тот же путь и замерла, увидев штукпятнадцать обшарпанных будок, украшенных ржавыми замками, и узкие дорожки, расходившиесяот них веером.

– Ушел? – спросил Максим, переводядыхание.

Я топнула ногой.

– Черт!

– Чем тебя привлек этотпопрошайка? – тяжело сопя, не успокаивался Макс.

В момент сильного волнения я могусморозить глупость, вот и сейчас вцепилась в рубашку Максима.

– Я знаю, как пропала из своего номераНина! Ее посадили в инвалидную коляску.

Новый знакомый заморгал:

– Ну и что?

Я подпрыгнула.

– Надо найти нищего и заставить егорассказать, откуда у него «Бентли»!

– Да зачем? – пожал плечами Макс,потом со странным выражением лица продолжил: – Ты поэтому за мошенникомрванула?

– Ага, – ответила я, обозреваясараюшки.

– Я подумал, что он у тебя сумочку спер.Пошли в санаторий, есть хочется, – предложил нахал.

– Иди, я здесь останусь.

– Искать проходимца? – поразилсяМаксим. – Интересное занятие. На фига кошке акваланг?

– Нина в опасности! Она приходила ко мне,просила о помощи, а я посчитала вдову психопаткой и отделалась от нее. Ее,вероятно, усыпили, а потом вывезли из санатория, ночью. Думаю, дочери в курсе, онираспустили слух, что матери стало плохо с сердцем и ее поместили в больницу.Надо выяснить, в какую именно клинику увезли Нину Олеговну Пронькину.

– Начнешь объезжать Склифосовский ипрочие Боткинские? – скосил глаза к переносице Максим.

– Муниципальные заведения можно нетрогать. Если Нина в клинике, то только в частной и... Смотри!

– Что? Где? – начал озиратьсяМаксим.

Я ткнула пальцем вниз.

– На земле. Следы от шин! Мошенник доехална коляске до одной из будок, далее след исчез.

– Потом он пошел пешком, –предположил Макс, – повозку бросил.

– И где она? Должна тогда остатьсяздесь! – резонно заметила я. – Вмятины от колес тянутся к крайнемусарайчику, спорим: «ветеран» там. Ставлю твой оранжевый «Порше»-кабриолетпротив моей расчески, что я права!

Максим указал на огромный ржавый замок,украшавший вход в развалюху.

– Тачка останется у хозяина, а тылишишься гребня. Впрочем, по рукам! Я просверлю в расческе дырку и повешу ее нацепочке на шею, буду вдыхать твой неземной аромат. Назови хоть один способ проникновенияв запертый снаружи сарай без повреждения того, что не лает, не кусает, а в домне пускает! Допустим, ловкий парнишка протиснулся в щель под дверью, ноколяска?!

Я подошла к ветхой будке, дернула зазамок, покрытый оранжевой пылью, вытащила дужку из ушка и, сказав:

– Не всякий замок заперт, –распахнула дверь.

– Ну че те надо? – заныл юноша,стоявший около стены, на которой висели инструменты.

– Накрылся мой «Порше», – хмыкнулиза моей спиной, – прощай, любимый кабриолет.

Но мне было не до дурацких шуток, я сделалашаг к мальцу.

– Где ты взял коляску?

– Она ваша? – захныкал«инвалид». – Забирайте!

– Немедленно отвечай на вопрос!

– Нашел, – выдал неоригинальнуюверсию паренек.

– На улице? – издевательски спросилая.

– Не, в овраге!

– Каком?

– Где помойка, – прозвучал ответ.

Я топнула ногой.

– Не лги! Кресло на колесах стоит уймуденег!

– Правду говорю, – чуть не зарыдалнезадачливый «чеченец».

– Тогда объясни, как у тебя вторая ногаотросла! – заорала я. – И откуда коляска?

– Тетенька, – парень принялсяелозить грязными кулаками по лицу, – клянусь мамой...