Ладно, хватит переживать по этому поводу. В конце концов,она не в состоянии навеки запереть зверя в клетке и спрятать от постороннихглаз.

Вокруг нее постоянно толпились люди, они собиралисьгруппами, потом эти группы распадались, уступая место другим… И все разговорытак или иначе касались особняка на Первой улице, судьба которого, похоже,волновала родственников больше всего.

Всех без исключения искренне радовал тот факт, чтореставрационные работы в доме идут полным ходом.

Особняк на Первой улице имел для них поистине историческоезначение, и, естественно, они с ужасом наблюдали, как постепенно разрушаетсясемейная реликвия. Они ненавидели Карлотту. Роуан явственно ощущала это вподтексте практически каждого приветствия или поздравления в свой адрес. Оначитала это в обращенных на нее взглядах. Наконец-то дом освободился отпрезренной кабалы. Эта мысль, казалось, владела буквально всеми.Осведомленность родственников относительно последних преобразований,осуществленных в особняке, поражала Роуан. Им были известны даже цветовыегаммы, избранные ею для отделки комнат, хотя сами комнаты никто еще и в глазане видел.

Ах, как это хорошо, говорили они, что Роуан сохранила всюстарую мебель в спальнях. А известно ли ей, что в кровати Карлотты прежде спалаСтелла, кровать, стоящая в комнате Милли, еще в незапамятные временапринадлежала великой прародительнице Мэйфейров бабуле Кэтрин, а в той, чтонаходится в большой спальне и вскоре должна стать брачным ложем для Роуан иМайкла, когда-то родился знаменитый дедушка Джулиен?

Что до ее планов строительства клиники, то они, похоже, ни укого не вызывали возражений. Напротив, почти все с радостью их поддержали, амногие были просто в восторге уже от одного только названия: «Мэйфейровскиймедицинский центр».

На прошлой неделе, когда Роуан в очередной раз встречалась сБеа и Сесилией, она объяснила им, что самой важной задачей такого центрасчитает поиск и разработку новых методов лечения и проведение исследований втех областях медицины, которые до сих пор оставались в стороне и не привлекалик себе внимание ученых. Да, она, безусловно, хочет создать идеальные условиядля научных изысканий, однако центр ни в коем случае не станет этакой «башнейиз слоновой кости». В первую очередь это будет огромная клиника, причемзначительная часть ее пациентов получит бесплатное лечение. И если в концеконцов Роуан удастся собрать вместе лучших невропатологов и нейрохирурговстраны и превратить клинику в самый передовой и комфортабельный центр,способный в комплексе решать наиболее трудные проблемы неврологии, то это будетозначать, что ее мечта наконец стала реальностью.

– По-моему, это просто потрясающе! – воскликнулаСесилия.

Кармен Мэйфейр тоже одобрила замысел.

– Давно пора, – сказала она за ланчем. –Компания «Мэйфейр и Мэйфейр» никогда не скупилась в затратах и зачастуювыбрасывала на ветер миллионы, но впервые ей предстоит сделать что-то, на мойвзгляд, действительно стоящее.

Естественно, все это только начало. Нужно ли говорить, что вперспективе Роуан видела прекрасно оснащенные реанимационные палаты и отделенияинтенсивной терапии, дома, построенные для родственников особо тяжелых больных,нуждающихся в постоянном уходе. Она мечтала о создании специальной программыобучения, которая даст возможность супругам и детям пациентов активноучаствовать в процессе дальнейшей реабилитации близких им людей.

Ее воображение каждый день подсказывало все новые и новыеидеи: гуманитарные проекты, которые помогут исправить многие промахи и ошибкитрадиционной медицины и исключить любые злоупотребления, школы повышенияквалификации для медсестер и сиделок…

Иными словами, само название «Мэйфейровский медицинскийцентр» будет служить синонимом всего лучшего, передового и гуманного в этойсфере.

Да, он непременно станет гордостью всего семейства. Иначе ибыть не может.

– Вам принести еще что-нибудь выпить?

– Да, бурбон, пожалуйста. Он великолепен.

До Роуан донесся чей-то смех.

Она отпила глоток и приветливо кивнула Тимми Мэйфейру,который в этот момент здоровался с нею. Следом за ним подошли БернадеттМэйфейр, с которой она уже мельком виделась на похоронах, очаровательная МонаМэйфейр, рыжеволосая дочка Си-Си, и лучшая подружка Моны, ее не то троюродная,не то четвероюродная сестра Дженнифер Мэйфейр, девчонка-сорванец с почти такимже, как у Роуан, низким и хрипловатым голосом.

Бурбон лучше пить охлажденным. Но холодным он ей ненравился. Роуан сознавала, что несколько увлеклась спиртным, однако продолжалапотягивать его по глоточку, отвечая на бесконечные тосты, произносимые в разныхконцах сада, – главным образом в честь возрождения особняка и по случаюпредстоящего бракосочетания. Такое впечатление, что иных тем для разговоров небыло вообще.

– Роуан, у меня сохранились фотографии еще со времен…

– …А моя мама вырезала и сохранила все газетные статьи…

– Знаете, у меня есть книги о Новом Орлеане, некоторыеочень старые. Если вам интересно взглянуть, я могу завезти их в отель…

– …Конечно, мы не станем вам надоедать с утра до ночи,но хотелось бы хоть краешком глаза увидеть…

– Роуан, наши деды и прадеды родились в этом особняке…Все, кого вы здесь видите, являются…

– Как жаль, что Дорогуша Милли не дожила до этого дня…Бедняжка была бы рада увидеть…

– …Целая пачка дагеротипов… И Кэтрин, и Дарси, иДжулиен. Кстати, Джулиен очень любил фотографироваться именно возле входнойдвери. Есть несколько снимков, сделанных у этой двери…

Входная дверь?..

Мэйфейров становилось все больше и больше. Приехал наконец истарый Филдинг, сын Клэя, – лысый, с тонкой, полупрозрачной кожей ипокрасневшими веками. Его подвели к Роуан и усадили рядом с ней.

Не успел старец опуститься на стул, как к нему тут жевереницей потянулась молодежь, чтобы поздороваться и выразить своеуважение, – точно так же, как до того все приветствовали Роуан.

Геркулес, черный слуга-гаитянец, поспешил подать Филдингубокал с бурбоном.

– Что-нибудь еще, мистер Филдинг? – спросил он.

– Нет, Геркулес, больше ничего не нужно. И никакой еды– меня тошнит от одного ее вида. За свою жизнь я и без того уже съел более чемдостаточно.

Говорил он тихо, и голос звучал чуть глуховато, почти какстарухин – тогда, в особняке…

– Итак, Карлотты больше нет… – Сказанные мрачнымтоном слова были адресованы Беатрис, наклонившейся, чтобы поцеловатьего. – Я единственный из стариков, кто еще остался на этом свете.