– Слушаем вас, товарищ Лавриненко, – кивнул Иосиф Виссарионович.

– Дизель, стоящий на «Т-43», достаточно мощный для этой машины. Хотелось бы, конечно, прибавить «лошадок», но это уже хотелки. А вот для «ИСов» и «КВ» силы мотора недостаточно. Хорошо еще, что с коробкой передач справились, но мощности надо бы добавить, чтобы наши тяжелые танки порезвее были. В рейд я вышел на немецких «Тиграх» – их семисотсильные движки перегреваются, поскольку работают постоянно на высоких оборотах. Не тянут. А наши должны тянуть!

– Что скажете, товарищ Малышев? – обернулся Сталин к наркому.

– Осенью этого года, товарищ Сталин, мы закончили испытания нового танкового дизеля мощностью тысяча лошадиных сил. Коллектив под руководством товарищей Чупахина и Трашутина подготовил все для запуска двигателя в серию. Уже в конце января будущего года мы начнем устанавливать «тысячник» на танки «ИС-2». Ближе к лету планируем выпустить опытную партию новых танков «ИС-3» [15]. На них также будет стоять новый дизель. «ИС-3» покроют броней, более толстой и крепкой, чем на «Тигре», но вот весить наш тяжелый танк прорыва будет тонн на десять меньше немецкого аналога. Вооружен «ИС-3» будет 130-миллиметровым орудием.

– Хороший зверь получится, – улыбнулся Сталин. – Не правда ли, товарищ Лавриненко?

– Неплохой, товарищ Сталин, очень неплохой. Будет на чем гонять немчуру!

– А чем еще недовольны в танковых войсках?

– Если вернуться к тому самому сражению, когда я отвел танки, товарищ Сталин, то недовольство заключалось не в моих «Т-43» или «ИС-2». Мы тогда сильно вырвались вперед, и наш моторизованный батальон поддерживал нас, отсекая пехоту противника. Поддерживал потому, что мотострелки находились в бронетранспортерах и следовали за танками. Но такое наблюдалось лишь в моей бригаде, а таких мало. Это ведь дорого и непривычно – пересаживать обычный мотострелковый батальон на бронетранспортеры и БМП… Простите, ТНПП.

– Простите, как вы сказали? – встрепенулся Малышев. – БМП? Это как?

– Да это танкисты так прозвали ТНПП, – выкрутился Репнин. – Так короче и… понятней, что ли. БМП – это «боевая машина пехоты».

– Удачное название!

– Да, удобное… Так вот, в том же 3-м танковом корпусе, с которым мне довелось воевать осенью, пехота наступала по старинке – пешком, из-за чего танки не могли достичь своих целей – молниеносно прорвать оборону противника и углубиться. Танки без прикрытия пехоты очень уязвимы – я наблюдал за немцами-штрафниками, которые подрывали наши танки, подкладывая мины. Подбегали вдвоем-втроем, совали мины и удирали, а потом уничтожали экипаж подорванного танка. Вот так. А танкам нельзя, ни в коем случае нельзя отрываться от пехоты. И вот наши мотострелки на БМП и БТР… Простите, бэтээром мы называем транспортер пехоты. Бронетранспортер, короче.

Присутствующие рассмеялись.

– Продолжайте, товарищ Лавриненко, – сказал Сталин, улыбаясь. – Товарищам просто понравились сокращения ваших танкистов.

– Да я уже и привык к ним! В общем, транспортеры пехоты на базе ЗИС-5 и ЗИС-15 с противопульной броней и… э-э… БМП на основе легких танков «Т-70» и «Т-80» сделали наших мотострелков по-настоящему мобильными, а мобильность чрезвычайно важна. Когда танки прорывают оборону противника, дорог каждый час – нельзя позволить врагу опомниться, принять меры, подтянуть подкрепления и занять оборону. Однако именно это и позволяется, если мотострелки топают пешочком. Одно и то же расстояние танкисты одолеют за пару часов, а пехотинцы за сутки. В итоге наше наступление идет чрезвычайно медленно, а противник отступает, сохраняя боевые порядки. Это недопустимо, мы должны устроить немцам настоящий блицкриг – молниеносную войну – по-нашему, по-советски! Но чтобы победить в этой войне, нужна полная согласованность. Танки, сопровождаемые БТР и БМП, идут в прорыв, самоходки истребляют танки противника, авиация прикрывает механизированные части сверху, радиостанции мешающего действия [16] ставят помехи, радиолокаторы РУС-2 и П-3а высматривают немецкие самолеты, и все действуют вместе, связанные рациями. Только так можно победить, в едином строю! Даже действуя вразнобой, мы способны разбить немцев, но сколько же народу мы потеряем в таком случае. Нет уж, я предпочитаю, чтобы гибли фрицы!

– Поддерживаю! – рассмеялся Сталин. – Лаврентий, как у нас там обстоят дела с… хм… с БМП и БТР?

– Хорошо обстоят, товарищ Сталин, – ответил Берия. – Заводы на Урале, в Сталинграде и Горьком наращивают выпуск бронетранспортеров и бронеавтомобилей. Производство легких танков прекращено полностью, зато выпущена первая партия самоходных установок, так сказать, по немецкому типу, когда двигатель спереди, а боевое отделение сзади, причем сразу нескольких типов, СУ-130, СУ-122 и СУ-152.

Потом слово брали Катуков, Панфилов, Горбатов… Но, по правде говоря, Репнин почти не слышал их, до того утомился. Он пришел в себя лишь после того, как дежурный офицер принес чай, печенье, варенье и бутерброды.

Подкрепиться – сидя! Попить чайку…

Геннадий малость пришел в себя, содрогаясь при одной мысли о том, что мог бы и сомлеть в кабинете вождя. Он настолько задумался, что не сразу уловил наступившую тишину. Вздрогнув, Репнин огляделся и с изумлением заметил, что кабинет почти пуст. Лишь за столом напротив восседал его хозяин, невозмутимо раскуривая папиросу.

– Извините, товарищ Сталин… – начал подниматься Геннадий.

– Сидите, сидите, товарищ Лавриненко. Вы сюда сразу из госпиталя, и мне следовало бы догадаться, что вам трудно. Вас отвезут в гостиницу и устроят на пару дней. Заодно покажетесь врачам. А пока… Знаете, товарищ Лавриненко, вы один из немногих, очень немногих людей, которым я доверяю полностью. Доверяю с той самой первой встречи в снежном поле под Волоколамском. К тому же мне нравится ход ваших мыслей, порой весьма неожиданный, непривычный. На этот самый день была запланирована международная конференция в Тегеране, где мы, а также Рузвельт и Черчилль должны были наметить контуры послевоенного устройства мира. Мы решили перенести конференцию на весну будущего года. Почему? Потому что союзники так себя не ведут. Ви знаете, что Гитлер намеревался начать войну в мае 41-го? А напал 22 июня лишь потому, что убедился – американцы и англичане, грозившиеся открыть второй фронт на Балканах, всего лишь блефуют. Англосаксы и не собирались помогать нам в войне с немцами, они предпочли стоять в стороне и наблюдать, как истекают кровью две воюющие державы, чтобы потом доминировать над обеими. И фюрер отозвал из Югославии несколько дивизий, перебросив их на границу с СССР. Это заняло время, как раз до середины июня.

– Понимаю, товарищ Сталин, – негромко проговорил Репнин. – Они меня самого бесят, эти союзнички. А больше всего беспокоит то, что все тяготы войны лягут на нас, а вот победу англосаксы припишут себе! Мне кажется… Да что там кажется, я почти уверен в этом! И Рузвельт, и особенно Черчилль опасаются того, что мы, когда дойдем до Берлина, не остановимся. И не надо останавливаться! Если мы быстро и решительно введем войска в Германию сразу с двух направлений, то успеем оккупировать весь рейх разом: через Польшу – на Берлин, а с юга, огибая Карпаты, на Мюнхен. Не отвлекаясь на Болгарию и прочую Восточную Европу. Что нам венгры или чехи? Или пшеки? Нам главное – немцы! А когда вся Германия будет под нами, мы станем хозяевами положения. Мы будем диктовать, как жить Европе! Не будем спрашивать разрешения, можно ли нам оставить Прибалтику и в каких границах существовать Польше…