Выдав осколочно-фугасный, «Т-43» с разгону наехал на орудие. Танк закачало, затрясло, скрежет и грюканье донеслось через броню.

– Иваныч! Пулеметиком!

– Есть…

Ударил курсовой, подметая бегавших пушкарей, и танк опять подпрыгнул, ломая второе по счету орудие.

– Ванька! Нашим передай, кто в носу ковырял и ничего не видел, – пусть шуруют через овраг!

– Понял!

– Гремя огнем, сверкая блеском стали! – заорал вдруг Федотов.

Не сказать, что мелодично, но громко.

– Пойдут машины в яростный поход! – взревел Бедный.

– Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин, – подхватил Репнин.

– И Ворошилов в бой нас поведет! – допел Борзых.

Из воспоминаний капитана Н. Борисова:

«Наконец определили день, когда будем получать технику. Выдвинулись на завод и трое суток принимали машины. Все скрупулезно, по описи.

Потом танки с завода выгнали и совершили марш на полигончик за 25 километров, и на фоне тактического учения должны были отстреляться. Вот тут мы впервые хоть немножко почувствовали, что такое бой. Заслужили оценку «хорошо».

Потом заехали на склады, получили полный боекомплект вооружения, заправились горючим и совершили марш на погрузочную площадку в Горький. Станция Сталинская, что в трех километрах от пассажирского вокзала.

Но там платформа торцовая, и загонять танки нам не доверили. Только заводские испытатели могли это быстро проделать. Одно дело сбоку, а с торца – это значит надо гнать машину через все двадцать вагонов эшелона. Заезжают и на 2-й скорости мчатся, только на стыках платформ немного притормаживают. Настоящие асы, ничего не скажешь. А дальше мы должны были закрепить танки, это тоже целая наука. И все это быстро, потому что подгоняют – время!

Да, а по дороге на погрузку у друга моего Черепенина сломался танк. Причем до станции оставалось всего полкилометра. Когда подошли, его машины нет. Но он послал вдогонку члена своего экипажа, что у него что-то с двигателем, и нам вместо него сразу подключили совершенно неизвестный экипаж из резерва. И встретились мы с Черепениным только в 48-м году…

В общем, погрузили в срок 21 машину – это штатный танковый батальон. Затем еще прицепили четыре пульмановских больших вагона. В одном запчасти, брезент и прочее. В двух – по роте.

Затем построение, короткий митинг, заняли места в вагонах, длинный протяжный гудок – и эшелон пошел на запад в нужном мне направлении. Через мои родные места…

В дороге мы провели 21 сутки. Запомнилась четкая работа дорожной службы ВОСО. Эшелоны шли вплотную один за другим. Один со станции уходит, на его место сразу второй заезжает. С фронта то же самое. Своими глазами увидели разруху, бедноту нашу…

За время движения никаких происшествий не случилось. Даже не бомбили. Только пару раз кто-то отставал от эшелона, но быстро нагонял. На печке в вагоне помещались одновременно всего три котелка, поэтому готовили на ней круглые сутки и принимали пищу по мере готовности. По очереди несли службу по охране эшелона.

А потом доехали до Киева. Шел декабрь 43-го…»

Винницкая область.

31 декабря 1943 года

За Корниным танки вышли на разбитую дорогу, обсаженную липами. Двигались колонной – никакого снега нет, все перемешано, одна черная земля кругом, а на ней то сгоревшая техника, то мертвые, то разбитые орудия задирают стволы кверху.

– Ваня, сообщи всем, – велел Репнин. – Привал! Проверяем матчасть.

Танки остановились рядом с другой колонной – «Студебеккеров» и «ЗИСов» с прицепленными орудиями.

Когда Геша выбрался из танка, тишина не сразу проникла в его сознание – в ушах все еще стоял гул мотора. И вдруг все смолкло.

А уж звяканье ключей, забористый мат или даже звонкие, с оттяжечкой, удары кувалдой – это почти что тишь.

И вдруг неподалеку затренькала гитара. Кто-то прошелся по струнам умелой рукой, перебрал аккорды. И негромкий, но приятный мужской голос запел:

Вот теперь-то затихло все. Замерли кувалды, утихли голоса. Танкисты выпрямились, стояли молча и слушали.

А когда звон струн растаял, все на минутку стали задумчивей, а когда сели и по новой заматюгались, то шепотом, словно стесняясь, после таких-то слов.

– Тащ командир! – высунулся Борзых из люка. – Танки!

– Где?

– Разведка доносит – впереди идут, скоро покажутся. Штук двадцать «четверок» и «Пантер»!

– Встретим… – пожал плечами Геннадий.

Делов-то. Он обернулся назад. Танки 1-го и 2-го батальонов покажутся не скоро, Катукову срочно понадобилась подмога тяжелых «ИСов» – хоть заводы и работали без продыху, но с ходу выпустить тысячи танков им не под силу. Нехватка все еще чувствовалась, так ведь и масштабы «уширились». Что ж тут делать…

На привале почивало два десятка танков из 3-го батальона, но их-то как раз и не было видно за какими-то развалинами, то ли коровниками, то ли еще чего. Если немцы даже и заметят его единственный танк, то все равно попытаются расстрелять колонну автомашин. А почему они должны его замечать? Укроемся…

– Иваныч! Заводи. Спрячемся во-он за тот стог.

– Ага! Подманим, что ли?

– Ну, типа того.

102-й укрылся за стогом, но тут весь план Репнина рухнул – пожаловали две ИСУ-152, мощные махины, недаром прозванные «Зверобоями». Их снаряды вскрывали любую броню с трех-четырех километров, сносили башни «Тиграм» или оставляли в бортах своих жертв огромные пробоины – не зря же немцы прозвали ИСУ «консервными ножами».

Неподалеку находился не то длинный сарай, не то скотный двор, крытый соломой, и самоходки спрятались там.

Артиллеристы, забеспокоившиеся было, сразу успокоились – не надо было пушки разворачивать, есть уже кому фрицев встретить.

Немецкие танки показались километра за два – серенькие коробочки. И мигом прибавили ходу, разглядев грузовики.

«Зверобои» дали залп, когда до «Пантер» и «четверок» оставалось километра полтора. Долгие мощные выстрелы ахнули, и один из немецких «панцеров» мигом загорелся.

Сразу было видно, что бьют самоходки – у танков пламя и дым вылетают вперед, а у СУ – вверх.

Второй залп бабахнул – еще две «коробочки» загорелись. Тут ход у немецких танков заметно поубавился.

– Бронебойный! – скомандовал Геша.

– Есть бронебойный! – отозвался Борзых. – Готово!