Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спокойный синий взгляд, почти такой же глубокий, как озеро, завораживал.
— Ты сложила пазл? Поняла Мельниса? — не представляясь, начал диалог незнакомец. Я пожала плечами.
— Что-то, связанное с семьей? Нельзя заниматься любовью, если он не может начать официально ухаживать?
Мужчина кивнул и вдруг разложил все по полочкам. Умом я понимала, что подсознание просто переработало информацию, собрало из кусочков полноценную картину. Но слушала и вникала, впитывала каждое слово.
— Особый период — это год, когда у френа бушуют гормоны. Наша раса живет очень долго и природа позаботилась о том, чтобы не случилось перенаселения планеты. Большую часть жизни мы практически бесплодны. И можем гарантированно зачать только после особого периода. В течение еще пары лет. Поэтому каждый особый возраст френа — это гормональная перестройка всего организма, как у земных подростков во время созревания. Эльвеи действуют на френов в таком возрасте как мощнейшие афродизиаки, усиливая гормональные бури в десятки раз. А особенные женщины взвинчивают либидо еще сильнее. Получается тройное воздействие. Особенный период Мельниса, интересная женщина и дар эльвеи. Буйство гормонов втрое, а то и вчетверо сильнее земного подросткового. Но пока он официально не заявил на тебя права, любой секс приведет к контракту на интим. Тогда Мельнис ни за что не получит разрешения жениться на тебе по нашим законам. Сделать тебя своей. Не так страшно, в масштабах союза. Вас вправе даже зарегистрировать по общим законам. Но любой другой френ сможет оспаривать тебя у Мельниса и даже жениться вопреки любым возражениям. Вот почему так важно, чтобы вплоть до официальных ухаживаний между вами ничего не случилось. Дарелл терпеливо ждал особенного периода Мельниса, подгадал с эльвеей и даже больше того. Нашел ту единственную, с которой Мельнис не имеет права пока заняться любовью… Как бы ни бушевали в его крови гормоны, как бы ни сносили крышу… Дарелл задействовал все связи: собственные и жены тоже, чтобы тебя назначили на должность, когда понял, что это значит для Мельниса… Хотел его мучить, изводить, демонстрировать — каково это так сильно желать женщину… Оправдать в чужих глазах свой поступок насильника…
Мужчина задумчиво вгляделся вдаль, и когда я уже собиралась спросить — что сдерживает командора, почему не начать официальные ухаживания прямо сейчас, да хоть завтра, растворился в воздухе… Больше он в моих снах не появлялся…
…Утро застало меня на ногах. Искусственный город только просыпался и золотистые лучи несуществующего солнца заливали серо-коричневые улицы ярким светом. Мелодичные птичьи трели нарушали торжественную тишину. Воздух наполнился свежестью, запахло хвоей, росой и цитрусовыми.
В Академии было пусто и безлюдно. При естественном освещении стены, цвета топленого молока, приобретали желтоватый оттенок.
Я поднялась в кабинет ректора и погрузилась в работу…
Весь следующий день прошел в суете. С Мельнисом я не виделась, и покидала кабинет только, чтобы перекусить в кафе. Темнар, слава богу, тоже на пути не попадался. Кормили в Академии вкусно и сытно. Я даже полакомилась свежим, густым борщом с такой нежной, плотной сметаной, что в ней наверняка стояла ложка.
Компьютеры без конца швырялись кипами виртуальных документов на сверку и подпись. Подчиненные обрадовались, что ректор на месте и ни в чем себе не отказывали. Меня завалили бумажной работой. Я скрупулезно разбирала документы. Что-то откладывала, что-то визировала, что-то возвращала, как выполненное не по форме или сомнительное по содержанию. Работа кипела. Жизнь вуза, хаотичная на первый взгляд, теперь казалась по-военному выстроенной, четкой и размеренной.
Документы таяли и появлялись следующие. Я проверяла новое оборудование на соответствие указанным в договорах требованиям. Что-то принимала, что-то просила отправить назад, что-то починить или изучить дополнительно.
Работа кипела и мне даже нравилось. Странно и необычно ощущать себя в гуще событий, при деле, хотя еще недавно казалось — вся твоя жизнь вращается между компьютером и пляжем.
Наверное, от такой работы быстро перегораешь, устаешь. Но пока я получала удовольствие. Открывалось второе, третье дыхание, голова оставалась свежей до самого вечера… Пока монитор компьютера связи не выехал из стены и не заговорил голосом Мельниса.
— Веллада. Добрый вечер. Хотел бы напомнить, что жду вас возле Академии, чтобы проводить в танцзал станции. Зачем вам искать его самостоятельно? Воспользуйтесь мной как лучшим провожатым. Я знаю на станции каждый угол. Обязан по долгу службы.
Серьезное настроение слетело в мгновение ока. Я огляделась так, словно впервые увидела и кабинет с деревянной мебелью и окно, за которым зарделся цветок заката. Искусственный город детально моделировал времена суток. Сизые сумерки подернули улицы. Сквозь мглистый туман яркими пятнами засияли жемчужины фонарей, словно округлые дырки в темной вуали, что накрыла источник света.
Даже легкая прохлада слабым сквозняком пробиралась в оконные щели.
Несмотря на это мне стало душно и жарко. Волнение накатило, заставило сердце подпрыгнуть и неровно забиться. Я двинулась на выход из Академии, шаг за шагом, кивая на приветствия студентов и преподавателей, так, словно под ногами пустота, невесомость, тонкий лед. Чудилось — вот-вот упаду в пропасть…
Мельнис замер у входной двери, подпирая стену плечом. Напряженный, опять взвинченный, и… удивительно привлекательный в своей синей форме, которая делала его глаза еще пронзительней. Командор следил за мной с самой лестницы, не сводил глаз, не двигался и все сильнее волновался. Словно частота его дыхания увеличивалась с каждым моим шагом. Когда нас разделяло не больше полуметра, Мельнис не сдержался, приблизился сам и подал локоть.
— Вам не следует столько работать, Веллада, — с чувством произнес командор. — Побольше отдыхайте. Я ведь уже говорил.
Я машинально кивнула. Теплая рука френа стала еще горячее.
Мельнис распахнул входную дверь, и мы вышли в город. Здесь за нами наблюдали, косились, но не удивлялись, как в случае с Темнаром. Видимо, о правилах поведения командора и его помощников местные знали побольше моего.
Город мы пересекли по внешней дуге и вышли к невысокому округлому зданию — еще одному яркому пятну среди невзрачных построек станции. Оно напоминало голубой соборный купол, только чуть более вытянутый и водруженный прямо на землю. Мельнис отворил дверь, мы вошли и молча, в каком-то нервном напряжении миновали два белых холла с десятками дверей. На каждой висела табличка с номером.
В третьем холле, Мельнис притормозил, резко свернул направо и потянул меня в дверь с номером 9. Знаковая цифра. Переверни — и шестерка!
Черт!
Зал для танцев просто очаровывал. Огромный, круглый, с высокими потолками и идеальным паркетом. Достаточно гладким, чтобы нога скользила и достаточно шероховатым, чтобы не упал даже самый неловкий танцор. Зеркала по всему периметру зала перечеркивали балетные станки. Стоило нам остановиться, как из стены выехал компьютер связи, протянув до самых наших лиц внушительный список мелодий.