Я высвободила руки из горячих ладоней Мельниса, отшатнулась и впилась взглядом в его лицо. Командор удивился. Не понял.

— Что не так? — спросил совершенно растерянно.

— Не помню, Мел, когда давала согласие на то, чтобы встречаться с вами и только с вами.

Не думала, что это так его поразит, обидит, расстроит.

Командор снова прикусил губу, красные капельки сорвались с его массивного подбородка и покатились по униформе. Уникальная ткань совсем не впитывала влагу, и рубиновая роса окропила паркет. Плечо Мельниса нервно дернулось. Он замолчал, крутанулся на пятках, отскочил к стене и вцепился руками в балетный станок. Я наблюдала, как бугрятся мышцы на спине командора и выжидала, не зная, что предпринять. Я считала свой вопрос правильным, честным. Но обижать Мельниса не хотела. Мне нравился командор, а не Темнар.

Френ оглянулся, мазнул таким взглядом, что срочно захотелось его утешить, медленно выпустил из рук станок и развернулся всем корпусом.

— Хорошо. Мы с ним сразимся. А ты выберешь сама, — сказал так, словно соглашался на смертный приговор. — Только пообещай мне, Веллада, что решение будешь принимать через неделю, когда получу право за тобой ухаживать. Об этом я могу попросить?

Взгляд наказанного хозяином пса меня добил. Я подошла к Мелу, положила руки ему на плечи и произнесла:

— Обещаю.

Он кивнул, без особого энтузиазма, выдержал паузу, изучая мое лицо, словно искал там ответы на важные вопросы и проронил глухо и хрипло:

— Продолжим урок?

— А можно последний вопрос? Раз уж у нас такой вечер… эм… откровений? Как вы оставили меня в своей каюте, если каждая запирается после ухода владельца? — я невольно прищурилась, глядя на Мельниса. Ожидала отказа, ухода от разговора, обещаний обсудить все попозже. Он опустил плечи, вздохнул, словно держал на плечах весь мир, и объяснил прямо, без отговорок:

— Я настроил свою каюту и на ваше ДНК тоже.

И я уже почти удивилась. Если все так просто, без затей, почему в прошлый раз мой вопрос вызвал такую реакцию? Ну настроил и настроил. Что такого-то? В конце концов, мало ли какие ситуации случаются на станции…

Мельнис усмехнулся и пояснил, не глядя в глаза:

— Это из разряда того, что вас разозлило. Настроить каюту на чье-то ДНК, тем более такую как моя, которая числится за высшим офицерским составом, можно только с разрешения военного министерства. Это занимает не один день и даже не неделю…

Вот теперь до меня дошло. Мельнис сделал это задолго до моего прилета на станцию. Считал, будто рано или поздно я останусь в его каюте, даже не поговорив со мной пару минут. А потом осознал свою самонадеянность и решил не накалять атмосферу. С минуту я размышляла. Снова на него разозлиться или спустить все на тормозах. Но склонялась ко второму. Мы наконец-то все выяснили, пришли к консенсусу. Карты раскрыты, секреты озвучены, претензии и надежды высказаны. Так к чему ворошить прошлые ошибки? Да, Мельнис поторопился. Да, он размышлял как дикарь. Я ее возьму и завоюю. «Ее» мысли, чувства и мнение не имели значения. Но командор ведь уже извинился? К чему новый виток возмущений, если мы обо всем договорились минуту назад. Мельнис уловил мое настроение, слабо улыбнулся и предложил снова:

— Все-таки продолжим урок? Или отчитаете меня по первое число?

— Давайте-ка вначале разучим шаги, — наконец-то я начала думать как учитель танцев, а не женщина рядом с привлекательным мужчиной, что волновал и порой совершенно сбивал с толку.

Он кивнул, соглашаясь на все, что предложу, помедлил, но все же добавил:

— Веллада, простите, если вам показалось, что меня не интересует ваше мнение. Поверьте, для меня нет ничего важнее…

Он осекся, посмотрел виновато, растерянно, скулы командора заострились, подбородок выпятился, губы поджались так, что посинели. Я отмахнулась и ответила:

— Забыли. Займемся вальсом. И пусть Дарелл лопнет от злости!

Следующие два часа мы провели за изучением шагов. Я показывала, а Мельнис повторял, я поправляла, а он подчинялся. Навыки командора плохо подходили для вальса. Ему не хватало изящества, способности быстро отрывать ноги от пола — сказывалась военная привычка крепко стоять на своих двоих. Но спустя некоторое время я не узнавала командора. Он старался, ради семьи и ради меня.

Движения стали более плавными, появилась грация тигра на охоте, к которой я так привыкла, наблюдая за Мельнисом. Только теперь этот хищник исполнял танец. В нем все еще чувствовались натянутость, взвинченность, напряженность. Но они шли не в разрез с танцем, скорее на пользу. Мышцы перекатывались под формой командора, предельное их напряжение заканчивалось сильным, мощным, но изящным пируэтом, который немедленно, по моей команде перетекал в другой. Мельнис был создан, чтобы танцевать. Хотя и выглядел гора-горой.

— Хватит, — предложила я, спустя четыре часа — компьютеры связи сообщали время каждые полчаса, отмеряя минуты урока. — Продолжим послезавтра. Хорошо?

Мельнис кивнул, выдохнул и спросил только:

— Почему не завтра?

— Мне нужно обдумать, как обучить вас некоторым приемам.

Командор кивнул, немного помолчал и спросил:

— Все так плохо?

— Нет уже не так плохо, — призналась я. — Но хорошим тоже назвать не могу. Ладно, завтра, так завтра, — сдалась, потому что Мел, похоже, очень этого ждал.

Он улыбнулся — криво и невесело. Подал руку, и мы покинули зал. Только теперь я смекнула, что от командора совсем не тянуло потом. Униформа впитывала выделения тела, поглощая запахи. Голова Мельниса просыхала от ручейков, лоб выглядел влажным. Но пахло от командора очень приятно — чем-то пряным и немного терпким.

Мы почти миновали искусственный город, похожий на темное полотно, расцвеченное витринами, окнами, фонарями, хаотично разбросанными по поверхности. После томного и нежного вальса оголтелая попса из кафе и ресторанов резала слух, как барабанный бой после сюиты Моцарта. Но внезапно случилось то, чего я страшилась больше всего. Здания дрогнули, фонари замигали, послышался гул, словно станция жаловалась как огромное космическое животное. Окна в некоторых домах пошли трещинами, выплевывая стекла прямо на серую брусчатку дороги. Местные бросились врассыпную, началась паника.

Люди, инопланетники, хвосты и крылья сталкивались, под ноги падали гуманоиды и негуманоиды. Со всех сторон слышались крики, скрипы, посвист, гулкие протяжные звуки и резкие каркающие. Каждая раса окликала сородичей по-своему. Галактический язык, он для мирных времен, для спокойных ситуаций, общения между народами. А когда жизни грозит опасность, каждый обращается к истокам — действует на инстинктах и зовет соплеменников на родном наречье.

Безумство набирало обороты. Пространство колебалось под второй волной из девяти. Черт! Девяти! Вокруг творилось невообразимое. Град из стекол и мелкий каменный песок сыпались под ноги, норовили угодить в лицо, в голову, в спину. Искусственное солнце ни с того, ни с сего вспыхнуло, озарив город неоновым светом, позолотив серые и коричневые здания, приглушив витрины и фонари, и погасло снова. Часть уличного освещения выключилось. Фонари опасно накренились, словно собирались что-то поднять с земли.