её в покое: она и так достаточно нагулялась в одиночестве. Какое-то время бежал сзади неё на расстоянии, но не теряя из вида. Малика свернула с дороги на тропу, ведущую в лес. Не оглядываясь, пронеслась через поляну, свернула к речке, но не угомонилась и принялась носиться вдоль берега, вытаптывая на влажном берегу земляную тропу.

Запыхавшись Кирилл выбежал на берег, но к Малике не приблизился. Она напоминала бомбу с часовым механизмом — того и гляди рванёт. Он устроился на поваленном дереве и молча наблюдал за её метаниями. Видя, что приступ бешенства затягивается, принялся плести венок из ромашек и колосков. Малика не смотрела в его сторону, хотя его присутствие почувствовала, фыркала, пинала камни, в бессильной ярости топала ногами.

Кирилл закончил венок и подошёл к Малике. Она подняла сверкающий гневом взгляд, но не оттолкнула его и не нагрубила. Он надел венок на её макушку, великодушно соглашаясь с её правом злиться, и печально улыбнулся.

— Когда эта корона засохнет, заваришь себе чай. Ромашка вроде успокаивает.

Малика тряхнула головой, но ромашковая диадема села как влитая. Одинокий колосок выбился из плетения и завис над глазом, она раздражённо дунула на него, но он не сдвинулся ни на миллиметр. Малика сердито вырвала пучок травы из венка и, бросив под ноги, втоптала в землю.

— Он, оказывается, может любить. Может быть внимательным и нежным. Что ж тогда мне не досталось ни капли! А улыбка? Мне он никогда не улыбался.

Редко Малика выглядела такой ранимой, и Кирилл неожиданно растерялся от нового ощущения беспомощности. Когда-то в школе в День святого Валентина в её глазах впервые промелькнула непривычная уязвимость, но быстро потухла, сменившись плутовскими искрами. Как бы ей ни было плохо, она всегда оставалась дерзкой и сильной.

Он коснулся её щеки осторожно, будто боялся спугнуть. Палец скользнул по мокрой скуле — когда скатилась первая слеза, он и не заметил.

— Кирюха… — он притянул Малику к груди, её влажные щёки заелозили по его футболке.

Она дёрнулась, желая освободиться от тягостной жалости, но Кирилл уже давно не был соседом-хлюпиком, от которого можно было избавиться парой приёмов кикбоксинга.

— Это у меня аллергия на цветение амброзии, — пробормотала она, не поднимая головы.

— Я так и подумал. Вся футболка в твоих аллергических соплях.

Малика отстранилась.

— Что у нас теперь за степень родства?

Кирилл взял Малику за подбородок и тепло улыбнулся.

— Кажется, ты будешь мне тётей.

— Я уже совсем запуталась.

— Я же говорил, Профессор странный, — он легко чмокнул Малику в нос и отступил. — Пойдем всё-таки позавтракаем.

Она покачала головой.

— Иди. Я хочу в речке окунуться, прополоскать мысли.

Она без стеснения стянула через голову футболку и, оставшись в бюстгальтере, принялась за молнию на джинсах.

Кирилл взволнованно оглядел берег.

— Совсем, что ли, чокнулась? А если кто увидит?

Малика сняла джинсы и развернулась к нему лицом.

— Ну, ты видишь и что? Это почти как купальник, даже приличнее моего малинового.

— Вот в этом «почти» вся разница. Я вижу две трети твоей груди, — осуждающе проворчал Кирилл, указав пальцем на кружевные чашечки.

— Ты уже её видел и даже щупал, — напомнила Малика, нарочно выпятив грудь.

— С тех пор она заметно подросла, — Кирилл оценивающе присмотрелся к округлому бюсту.

— Хорош пялиться и пойдём со мной купаться, принцессочка.

Услышав неприятное прозвище, Кирилл скривился. Малика редко его так называла, только когда злилась и хотела намекнуть на излишнюю осторожность. Он секунду колебался, потом вздохнул и тоже принялся раздеваться.

Малика дождалась, когда он сложит одежду ровной стопкой и останется в трусах. Оглядела его с ног до головы рентгеновским взглядом, доставшимся по наследству от Профессора.

— Ты, зараза, красивый. Я прямо горжусь, каким ты стал. Из сморчка, которого хотелось пнуть, превратился вот в это. Девчонки пищат, глядя на тебя.

Кирилл неосознанно приосанился, позволяя оценить разворот плеч и рельефность мышц, но произнёс немного печально:

— После Зины никто не пищит.

Малика потрогала ногой студёную воду Калинки.

— Я же обещала, что Марина будет твоей.

Она с разбега плюхнулась в речку. Кирилл сначала постоял в воде по колено, потом одним махом нырнул с головой.

Поначалу купание в Калинке не приносило удовольствия. Вода обжигающе кусалась и прогреваться не планировала. Друзья энергично молотили руками, разгоняя кровь по мышцам, но далеко не заплывали. Малика согрелась, когда принялась нырять с плеч Кирилла то с переворотом, то «бомбочкой», то неуклюжей рыбкой. Кирилл попробовал использовать Малику в роли трамплина, но, пока вскарабкался, втоптал её в ил почти по колено. Он бы с места и то выше подпрыгнул. Малика вынырнула на поверхность взлохмаченная и злая. Сорвала у берега камыш и принялась гонять Кирилла по берегу, намереваясь отхлестать по пятой точке.

Он ловко уклонялся от рассекающего воздух сухого стебля, иногда забегал в воду. Оглядываясь на Малику, пугал, что у неё слетел лифчик. Она поначалу велась на бесхитростные выдумки и каждый раз проверяла, на месте ли нижнее бельё. Кириллу надоело убегать от возмездия, он хотел немного поплавать и вернуться домой. Малика подняла руку, намереваясь в последний раз его припугнуть, но увидела в его глазах растерянность, даже испуг.

— Не двигайся. Сзади змея.

Малика застыла, скосив глаза.

— Большая? Ядовитая?

— Будешь шевелиться — узнаешь.

Малика резко развернулась и, вскинув руку, ухватилась пальцами чуть пониже головы речной гадюки. Змея широко раскрыла пасть и задёргалась, пытаясь выбраться из неожиданной западни. Малика оглядела трофей и скривилась.

— Не большая, но, скорее всего, ядовитая. На гадюку похоже.

Кирилл не пытался согнать с лица отвращение, выглядел по-настоящему ошарашенным.

— Зачем ты её схватила?

— Не знаю. Это как-то само получилось.

Она вышла на берег, продолжая удерживать змею на вытянутой руке. Кирилл крался сзади, избегая нечаянного прикосновения к трепыхающейся гадине.

— Бросай.

Малика чуть сжала пальцы, надеясь придушить змею.

— Не могу — боюсь. Вдруг она на меня кинется?

— Вроде она уже не так активно дёргается, — преодолевая страх, он подсунул пальцы под ладонь Малики, взялся чуть ближе к голове гадюки. — Отпускай.

Она послушно разжала пальцы, оставляя змею в руках Кирилла. Ладони коснулось приятное шершавое тепло. Гадюка оказалась не склизкой и не холодной. Заметив, что змеюка висит безвольно, он размахнулся и бросил её подальше в кусты.

Отряхнув руку, осуждающе покачал головой.

— Малика, балбеска, а если бы она тебя