стоя в дверях. Слава богу, что он был одет, иначе Бен лишь уверился бы в своих подозрениях. — Единственный способ закончить это предложение так, чтобы я не потерял самообладание, добавить: «Меня это не касается».

Бен вздохнул, затем посмотрел на нас обоих, как будто оценивал то, что для меня оставалось невидимым..

— Прекрасно. Но держи свой член в штанах, — сказал он Никсону. — Она не какая-то там стажерка, и мы все знаем, что случилось в прошлый раз, когда ты...

— Отвали! — глаза у Никсона сузились до щелочек, поза стала угрожающей. — Всем было насрать, с кем я трахался, когда был пьян, будь то в автобусе, в своей гримерке или в холле отеля. Тебе было плевать, та же самая это женщина, другая или сразу обе.

Меня замутило при этой мысли.

— Повторю еще раз: Бен, не твое дело, с кем я ложусь в постель. А теперь, если у тебя нет чего-то важного, убирайся к черту, чтобы я мог немного поспать.

Бен оценил ситуацию и кивнул.

— Твоя взяла. Увидимся завтра. — Он вышел, громко захлопнув за собой дверь.

Никсон прислонился к стене.

— Ты не сказала ему, что я поцеловал тебя.

Я покачала головой.

— И не сказала Куинн.

— Разумеется.

— Почему? — он перевел на меня прищуренный взгляд, и моя тошнота усилилась в десять раз. — Стыдишься?

— Из-за того, что ты поцеловал меня? Нет. Что переступила профессиональную черту, хотя клялась никогда этого не делать? Сто процентов. К тому же то, что происходит между нами, не является поводом для сплетен, и это не касается никого, кроме нас, — огрызнулась я.

— Профессиональные отношения... потому что это просто бизнес, верно, Шеннон? Ты просто делаешь свою работу, чтобы получить то, что обещал Бен в этой вашей сделке, — он откинул голову. — Ты здесь только потому, что мне нужна нянька, и я позволил тебе остаться только для того, чтобы не портить жизнь своим друзьям.

Что-то сжалось у меня в груди, и мне стало больно.

Снова постучали в дверь. Я открыла и расписалась за доставку, пока официант отеля накрывал на стол.

Как только он ушел, Никсон оттолкнулся от стены. В его темных глазах промелькнуло сожаление.

О чем он сожалел? О том, что он вышел из себя? Или о том, что он вообще поцеловал меня?

— Я взял тебе соленую карамель, — тихо сказал он, подвигая ко мне мороженое.

— Ты нравился мне больше, когда я знала, что ты мудак, — ответила я. — По крайней мере, тогда я этого ожидала.

Он быстро покосился на меня.

Раньше я бы ему такое не сказала, и это свидетельствовало о том, как далеко мы продвинулись, а слова Никсона точно определили насколько далеко.

— Я спать, — я взяла со стола телефон и пошла в свою комнату.

— Что насчет «Мира Дикого запада»? — крикнул он мне вслед.

— С меня хватит драмы на сегодня.

Если он такой перед выступлением, жду не дождусь, чтобы увидеть, каким он будет после него.

***

— Убери это сейчас же! — крикнула я одному из техников, указывая на бутылку водки «Хрустальный череп» в гримерке Никсона.

Слава богу, Никсон сейчас был с Джонасом. Этим утром он был холоден как лед. Каждое движение было отстраненным, профессиональным и абсолютно пренебрежительным. Я превратилась из человека, с которым он смотрел концерты и играл на гитаре, в наемного работника.

Но именно такой я и была, верно?

Ассистенты убрали алкоголь, и я быстро осмотрела гримерную, чтобы убедиться, что в углах или ящиках стола больше нет «подарков». Убедившись, что все чисто, я поставила две рюмки и маленькую бутылочку с янтарной жидкостью на журнальный столик перед маленьким диванчиком.

Затем разгладила юбку-карандаш и посмотрела в зеркало, чтобы убедиться, что пуговицы на блузке по-прежнему застегнуты до самого горла. В этом наряде было бы слишком жарко для такой погоды, если бы не прозрачные рукава. Я заказала ее на прошлой неделе, и, честно говоря, была немного разочарована, когда утром Никсон даже не взглянул в мою сторону.

Он и не обязан смотреть в мою сторону.

Но мне бы этого хотелось.

Дверь распахнулась, и вошел Никсон.

— Он весь твой, Зои, — Джонас сочувственно поморщился и закрыл дверь, оставив нас наедине.

Никсон прошелся вдоль ряда гитар, которые ждали своего часа на подставках. Все восемь были электрическими, и сегодня утром он настроил шесть из них на определенные песни, затем перенастроил, чтобы повторить все сначала.

Я никогда не видела его таким напряженным перед выступлением.

— Ты сегодня не в коже? — спросила я, заметив, как джинсы висят у него на заднице. Если бы я была джинсами, то хотела быть на Никсоне, это уж точно.

— Я немного поправился с нашего последнего тура. Ничего не подошло, — пробормотал он, изучая гриф гитары фирмы Fender. — Кто-нибудь заходил сюда?

— Я сниму с тебя мерки и закажу новые кожаные штаны. И нет, только я и техник, которого вызвала, чтобы кое-что унести. — Я прислонилась к стойке, которая тянулась вдоль всей комнаты.

Никсон повернулся и вопросительно приподнял брови, впервые со вчерашнего вечера посмотрев мне в глаза.

— Тебе лучше не знать, — я покачала головой. — Никто не прикасался к гитарам.

— Хм.

Между нами повисло тягостное молчание, и я не могла не задаться вопросом, прокручивал ли он в голове вчерашний спор так же, как и я.

— Никто не смотрел бы на меня как-то иначе, если бы знал о том поцелуе, — тихо сказала я.

Я больше не могла выносить холод между нами, особенно теперь, когда знала, кем был Никсон под всей этой насмешливой, горькой броней, которую он любил носить.

— А с чего им на тебя по-другому смотреть? — парировал он. — Ты — женщина из плоти и крови, у которой есть потребности. Поверь мне, я бы получил гораздо больше дерьма от своих друзей и менеджера за то, что развратил безупречно невинную Зои Шеннон, чем ты, из-за того, что впервые в жизни вышла за рамки приличий.

— Это неправда.

Раздался стук в дверь. Никсон наградил меня тяжелым взглядом, и я быстро пошла открывать.

— Привет, Зои, — сказал Итан, затем посмотрел через мое плечо на Никсона, который снова ходил мимо гитар, осматривая их. — Черт. Джонас сказал,