Гальдер начал работать утром 15 августа. После беседы с фон Вайцзеккером он приступил к подготовке и рассылке приказов, вытекающих из решений в Оберзальцберге. Он стал по очереди вызывать армейских командиров, чтобы передать им указания лично. Он принял меры для перевода ставки командования сухопутных сил в штаб-квартиру военного времени, приказал вывести все гражданские рабочие подразделения из выдвинутых районов на западе и осуществил еще сотни других мероприятий, которые должны были своевременно привести вооруженные силы в состояние полной боевой готовности для нанесения удара по Польше 26 августа.

Эта подготовка приняла такие масштабы, что больше скрывать ее было невозможно от секретных служб Польши, Британии и Франции. Все они были точно информированы о сосредоточении немецких войск, которое началось задолго до фактического нападения. 25 августа – «час Зеро» открыто упоминался в дипломатических депешах союзников, как если бы немцы публично объявили о своих намерениях.

Однако ни Чемберлен, ни его военные советники не верили, что Гитлер решится на войну. Недостающим звеном в их информации была политическая мотивация Гитлера 14 августа. Они были совершенно уверены, что Гитлер блефует. Британцы были убеждены, что угроза мировой войны вынудит Гитлера в последний момент воздержаться от нападения на Польшу.

Однако в сдерживающем факторе Чемберлена отсутствовал один важный элемент, иначе этот фактор мог сработать. Поэтому предполагаемый сдерживающий фактор Чемберлена на самом деле превратился в средство пособничества Гитлеру; это был как раз тот пункт, по которому и Чемберлен, и Даладье были едины, и они делали как раз то, чего от них хотел Гитлер: не предпринимали никаких попыток немедленного вступления в войну. Они стояли в стороне, пока Гитлер громил Польшу. На самом деле за двадцать дней до начала войны английское правительство почти демонстративно показывало свою незаинтересованность в остановке неумолимого хода судьбы, касающегося Польши. Чемберлен был уверен, что Гитлер не хочет войны, и он наложил вето на все предварительные военные приготовления, предложенные начальниками штабов.

Сразу после разговора Гитлера с Буркхардтом (в пятницу), с Чиано (в субботу и воскресенье), с Чиано и Гальдером и его командирами в понедельник 14 августа внимание немцев сконцентрировалось на реакции британцев. Было известно, что Буркхардт будет докладывать Галифаксу; предполагалось, что Чиано проинформирует британцев, и ожидалось, что до британской разведки дойдет информация о решении Гитлера применить силу. Только ничего не случилось. Парламент был распущен на каникулы 4 августа. Чемберлен в конце недели уехал на рыбалку, а Хор-Белиша – на юг Франции. Галифакс тоже уехал. Немцы заподозрили неладное. Слишком уж это походило на хитрый трюк с целью успокоить их страхи. Но Гитлер, очевидно, уверился, что никакого подвоха не было. Это была подлинная британская беззаботность. Они могли объявить войну, если Гитлер нападет на поляков; этот вопрос все еще оставался открытым. Однако не было никаких психологических или физических приготовлений к быстрым действиям ни французских, ни королевских военно-воздушных сил. Наоборот, по инициативе Гамелена англо-французские штабисты разрабатывали нечто, по выражению самого Гамелена, означающее непровокационные военные действия. Британцы и французы не предпринимали ничего такого, что вызвало бы ответные действия или возмездие немцев.

Чемберлен был крайне заинтересован в том, чтобы кабинет принял такую позицию. И чтобы произвести должное впечатление на сомневающихся в реальности такой возможности, он скорректировал оценку люфтваффе, подготовленную разведывательным управлением королевских ВВС. Цифровые данные, характеризующие люфтваффе, которые Чемберлен представил кабинету, оказались в два раза выше тех, которые ему представила разведка королевских ВВС[24]. Из заявления самого Чемберлена мы знаем: он был убежден, что происходившие в то время секретные переговоры с Гитлером и Герингом выглядели наиболее многообещающими. Чемберлен верил, что Гитлер «серьезно обдумывал заключение соглашения с нами» и серьезно работал над предложениями, которые Гитлеру показались сказочно щедрыми. Ни тени решений, принятых Гитлером в Оберзальцберге, не омрачило отдыха Чемберлена на рыбалке, пока он не вернулся в Лондон на заседание кабинета министров 22 августа.

Галифакс писал ему 19 августа, что, по имеющимся у него достоверным сведениям, немцы предпримут нападение на Польшу 25 августа и поэтому нельзя терять времени. Имеются совершенно точные признаки, сообщал Галифакс премьер-министру, «что герр Гитлер все еще верит, что мы не собираемся воевать или, в качестве альтернативы, что он может разгромить Польшу, прежде чем мы вступим в войну». Галифакс сомневался, что дальнейшие заявления Англии о намерениях целесообразны, поскольку Гитлер явно в них не верил. Тем не менее он предложил обсудить с английским послом в Берлине, не будет ли визит генерала Айронсайда или личное письмо Чемберлена более эффективным и убедительным доказательством для Гитлера, что британцы не блефуют[25].

Между тем Глэдвин Джебб, один из молодых и очень способных сотрудников Галифакса, вечером 18 августа принимал у себя дома немецкого поверенного в делах доктора Тео Кордта (очевидно, это был тот самый источник информации, о котором сообщал Галифакс в своем письме премьер-министру). Кордт под воздействием «старого бренди» заверил Джебба, что не будет никакой войны, «так как либо поляки со страху подчинятся требованиям, либо англичане бросят своих польских союзников на произвол судьбы». Создалось впечатление, заметил Джебб, что доктор Кордт, «как хороший немец, был убежден в необходимости если не войны с Польшей, то в любом случае в демонстрации силы, чтобы навсегда привести Польшу в орбиту Германии». Кордт не сделал никаких намеков на то, добавил Джебб, что правительство Германии готово к компромиссу. «Я должен сказать, что он, кажется, в крайнем случае допускал и мировую войну из-за Польши, если другие державы будут противиться воле Германии», – писал в заключение Джебб. Он добавил и свою собственную оценку: инстинкт подсказывал ему, что «в данный момент» Гитлер не пойдет на риск мировой войны из-за польской проблемы.

В те дни Гитлер и Сталин урегулировали непосредственные противоречия, и к утру вторника 22 августа новость о пакте, который вот-вот будет заключен, достигла правительств Британии и Франции. Сэр Сэмюэл Хор отметил болезненное удивление комитета по внешней политике кабинета, когда его члены узнали эту новость. Гендерсон заверил их, что слухи о готовящемся подобном соглашении ни на чем не основаны, и Сидс, британский посол в Москве, «ничего не знает». Чемберлен созвал заседание кабинета во второй половине дня 22 августа, в четверг.

Перед заседанием на Даунинг-стрит военный министр Хор-Белиша имел завтрак с генералами Гортом, Айронсайдом и Паунеллом. Белиша был обеспокоен и просил Айронсайда о дополнительной информации в связи с польским вопросом. Новость из Москвы угнетающе подействовала на Белишу; он чувствовал, что для Англии дела складываются весьма скверно. Айронсайд настаивал, чтобы он на заседании кабинета потребовал мобилизации регулярной и территориальной армий.