Когда мой взгляд упал на картину, сердце оборвало ровный ритм, а щеки охватил поток холодного смятения.

На картине была изображена прекрасная, подобная богине фигура молодой девы, возлежащей в омуте из пунцовых лепестков роз. Ее туманный взор был обращен прочь, а длинные каштановые пряди волос струились, как шелковистая лента. Стебли роз плотно опоясывали ее, сладострастно оглаживая обнаженное тело. И к моему великому потрясению, этой девушкой на полотне безошибочно была… я.

Несмотря на то, что картина, несомненно, была выполнена бесподобно, от ее вида у меня перехватило дыхание и стало тяжко дышать.

Слегка отпрянув назад, я нечаянно врезалась в стоящий рядом столик с красками.

Не замечая моей бурной реакции, Кирилл опустился на колени перед своим творением, его голос благоговейно затрепетал: — Наконец-то я нашел то, что действительно достойно моего поклонения… Моя душа воспевает жизнь, всякий раз, когда смотрю на нее.

Его пальцы с трепетом проследили изгибы тела девушки, его прикосновения были до мучительной тоски пленительны.

— Она божественна… — прошептал юноша, в голосе его появилась легкая хрипотца.

Медленным движением он поднялся с колен и развернулся ко мне.

Но прежде, чем я успела высказать свои тревожные соображения, мой взгляд непроизвольно упал на мужскую фигуру — смятые бинты на руках, затянутая черным поясом талия белой блузы… Мой взгляд проследовал ниже, где ткань его брюк выглядела неестественно натянутой.

Визуально различимая бугристость в районе его паха, застигла меня врасплох.

Когда Кирилл проследил за моим оторопевшим взглядом и взглянул чуть ниже, выражение его лица померкло, а глаза округлились от осознания.

В спешке он ухватился за ближайшую тряпку на столе, чтобы хоть как-то прикрыть свое выпирающее положение.

Будучи совершенно ошеломленной и потеряв дар речи, дрожащей ладонью прикрываю губы от нахлынувших на меня волнений.

Не говоря ни слова, я развернулась и кинулась вон из его мастерской, мои шаги гулко разносились по затемненному коридору.

Пока я бежала во мраке не разбирая дороги, сердце неистово колотилось в груди от смешанных чувств. Образ картины с трепетными касаниями пальцев Кирилла по холсту не выходил у меня из головы, разжигая в душе недопустимые чувства.

Я ощущала дуновение ласк его рук на своей коже, будто прикасался он тогда совсем не к полотну.

Забывшись в своих переживаниях, я свернула не туда и оказалась в просторном остеклённом зале с засохшими растениями и увитыми плющом стенами. В центре стоял мраморный фонтан, воды которого давно уже иссякли.

Присев на бортик, я долго вглядывалась в зеркальную гладь каменной плиты, пока в отражении не уловила проблеска белого света.

Мгновенно обернувшись, я увидела призрачную фигуру женщины в вуали, которая скользила навстречу мне из глубин заросшего сада.

От ее присутствия мое сердце будто бы покрылось коркой инея. Я никак не могла отвести от нее взгляда.

Я зачарована, не иначе… — подумалось мне.

И когда она приблизилась совсем близко, я заметила на ее голове корону из горящих свечей. Пламя было холодным, потусторонним, вуаль скрывала ее истинное лицо.

Неожиданно призрачная рука невесты потянулась ко мне.

От испуга я вздрагиваю и безвольно заваливаюсь назад, в фонтан.

Ожидая, что спина ударится о твердую каменистую поверхность, я вдруг ощущаю, как мое тело обволакивает теплые воды.

Задыхаюсь от страха, и вода заливается мне в рот. По какой-то причине совсем не чувствую, что начинаю тонуть. На груди становится даже легко, а дышать все свободнее.

Вслед за этим меня полностью охватывает кромешная тьма.

Распахиваю глаза, чувствуя под руками что-то мягкое. Это снег. Я в заснеженном сумеречном лесу, в метель. Но только здесь не холодно, снег не обжигает оголенные руки и ступни. Совсем не кажется, что сейчас царит зима. Может, я грежу во сне?

Вдруг начинаю замечать, что вьюга порождает какие-то необычные клубы, налитые легкой дымкой. Эти облачка начинают кружить вокруг меня, будто бы изучая.

И тут я слышу его.

Со стороны одного из этих туманных сгустков доносится призрачный голос Кирилла. Вскоре я осознаю, что все эти облака каким-то образом связаны с ним. А именно, с его воспоминаниями, в которых я слышу разные вариации звучания его голоса — от детского до теперешнего — молодого.

Облака никак не решаются подплыть ко мне, словно ожидая моего разрешения.

Я отваживаюсь и протягиваю руку к одному из них.

В первом же налетевшем на меня облачке Кирилл предстал передо мной юнцом, охваченным всепоглощающей любовью к избалованной девушке — представительнице дворянского рода, красоту которой обожествляли многие мужья губернии. А девушка, которая открылась моему взору… Она выглядела точно так же, как и стоявшая в саду поместья статуя ангела.

Я словно воочию лицезрела, как вздорный характер девицы доводил Кирилла до грани одержимости, и все же он не в силах был противиться зову ее женского присутствия.

Мутными вспышками я наблюдала, как она играла с его чувствами, плела паутины обольщения и манипуляций, придумывая себе недомогание с уязвимостью кожи в качестве ширмы, чтобы держать парня на расстоянии.

Несмотря на ее жестокие речи, Кирилл выкрадывал моменты прикосновений к своему заветному плоду, дожидаясь, пока та уснет.

Он тайком проникал в ее покои вместе с ночным ветерком, испытывая страсть к любимой, затмевающую собой всю боль ее отказов.

В наказание за свои запретные ночные деяния юноша каждый раз погружал свои руки в острейшие шипы розария, и пунцовые капельки, стекающие с его пальцев, сливались с яркими лепестками.

На меня наплыло еще одно облако его прошлого — более темное.

В нем я узрела, что девушка, которую он так безумно жаждал, предпочла ему замужество с другим, а израненное шипами сердце Кирилла обрело упокоение в царстве живописи.

Он похоронил все свои чувства, перенося душераздирающую тоску на девственные полотна, где в светлых красках была запечатлена темная сущность той девы. Каждый взмах его кисти становился безмолвной молитвой, шепчущий крик преодолеть пропасть между ним и его недосягаемой музой.

Последнее облако воспоминаний поглотило меня целиком. Я содрогнулась от ледяного озноба, пробравшего меня до костей.

В этом облаке разразилась трагедия, когда весть о своевременной кончине девушки достигла теперь уже бессмертных ушей Кирилла, разрушив хрупкое подобие обретенного им покоя.

С ее земным уходом его руки, обезображенные самоистязаниями, смогли получить передышку, а душевные раны начали понемногу затягиваться.

Когда же дымка воспоминаний начала рассеиваться, вновь возвращая меня в застекленный сад, я уносила с собой отголоски былой жизни Кирилла — историю неприкаянной любви, потери и неизгладимых ран, оставшихся на сердце на века.

В отражении фонтана по-прежнему стояла девушка-призрак и неотрывно