– Момент нападения Вейна на обидчика пересказ его воспоминаний? Вы сами помните это? А то, что было чуть позднее? Разбирательство?

– Что я могу помнить? Я провела в глубоком беспамятстве несколько дней и куда дольше в неком подобии сна, когда тело неподвижно, но все происходящее рядом слышишь и даже понимаешь, только… Иногда мне казалось, что моей кожи касаются маленькие лапки, задевают коготками, или горячие комочки ложатся на грудь, и от этого мое медленное сердце начинает биться быстрее. После окончательного пробуждения я долго слышала музыку. Знаете, так, очень тихо. Отвлечешься – звучит, а стоит прислушаться, исчезает. Приемная мать говорила, что я ходила во сне. В общине не принято было дверей запирать, но матери пришлось начать после того, как она ловила меня ночью за пределами дома и двора.

– Вы шли куда-то в определенное место?

– Вы ведь уже догадались, куда, дорогой супруг, – чуть лукаво и немного пренебрежительно улыбнулась Терин.

Будь предмет разговора иным, Пи решил бы, что веда Герши чуточку кокетничает.

– Место нападения или дом? – уточнил Питиво.

– Дом.

– Входили?

– Мать говорила, что я останавливалась посреди дороги и смотрела. Покачивалась и словно подпевала сквозь сомкнутые губы неслышной другим мелодии.

– Считаете, Вейн вас… очаровал?

– А вы?

– Думаю, что воздействие было. Вы, хоть недолго, но общались, а он был мал и не умел контролировать дар. И во время нападения вас не могло не задеть. Но мне более всего интересно другое. Прибывшие нашли что-нибудь? Они осматривали дом? Опрашивали местных? Вас? Кого именно прислали? Вы помните имена?

– Ого, сколько вопросов? – удивилась Терин и отобрала у Питиво свою руку, которую тот, забывшись, схватил. – Мы остановились?

– Да. Ночь почти. Постоялый двор. Ночлег входит в стоимость поездки, но поскольку я один, комната будет одна. Вы можете пойти туда, а я останусь в экипаже. Или… Пойдем вместе. Если постель будет широкой…

– Не думаю, – скептически поджала губы веда, разглядывая внешне неказистое строение в окошко, – но выйти не помешает.

– Предлагаю все же посмотреть на то, что предложат. Там и решим. А горячий ужин будет не лишним в любом случае.

Экипаж, остановившись было, снова тронулся, въезжая на каретный двор станции. Вышли. Возница словно растворился.

Питиво проверил целостность печатей на багажных ящиках, прихватил с собой небольшой саквояж на случай ночевки. Предложил и Терин понести ее сумку, но та отказалась.

Обеденный зал постоялого двора внушал надежду, что комната все же окажется приличной, но увы. Все что Терин подумала о комфорте данного помещения, было написано у нее на лице.

– Здесь не так и дурно, на самом деле, – заметил Питиво. – Мне доводилось ночевать в гораздо худших местах, а однажды и вовсе в склепе на кладбище.

– Вы некромант, ночевать в склепах ваша, в некотором роде, профессия, но я нет и в этом склепе точно не останусь, несмотря на большую кровать, в которой троим места достанет. Здесь кого-то убили, а комнату заговаривали. Причем несколько раз.

– Вы видите? – удивился Пи.

Он-то как раз видел. Почуял едва заметный специфический душок прерванной до срока жизни. Но его, как и “зудящие” огрехи коллег легко было приглушить, начертив вокруг места для сна обычный отвращающий контур.

– Вижу не слишком хорошо, – ответила веда Герши, – но достаточно хорошо чувствую. Следы ритуальных некромантических плетений. Особенно печати изгнания.

Пи немного подумал. Раз уж он взялся вести себя как приличный. Приличия и некое подобие совести не позволяли оставить даму, фактически жену, ночевать в экипаже, поэтому он предложил провести ночь в обеденном зале.

Там нашелся столик в углу, а к нему, после краткого разговора с управляющим, два вполне удобных кресла и плед для веды. Подали ужин. Без изысков, но горячий и сытный. И много чая, куда Пи попросил добавить имбирь и чабрец, чтобы усталость и сон не торопились прервать беседу.

– И я все еще надеюсь получить ответы на свои вопросы, – добавил Пи, когда они устроились. – Хотя бы частично.

– Вам так важны имена? – спросила Терин

– Важны не совсем то слово. Мне любопытно. Итак?

– Вейн мне говорил, что отыскал убийц матери. Единственный, кого я запомнила, изгоняющий от инквизиции Гиор Джерго, умер последним. Причем Вейн постарался сделать так, чтобы Джерго понимал, что его ждет, и мучился еще до исхода. Знал ли Вейн или просто поступил по наитию, но все "должники" так или иначе погибли как Анар.

Питиво приподнял бровь, и Терин уточнила:

– По обычаям Ирия убийца должен получить равное нанесенному ущербу возмездие даже после смерти. Чтобы не нагнетать и так не слишком лояльное отношение провинций к центру, представители власти пошли местным на уступки. Тело Анар привезли обратно в Ид-Ирей, где оно было обескровлено и сожжено на месте гибели детей, а темный ритуал лишил ее душу возможности возродиться снова. Пепел с места сожжения предписали отвезти к морю и предать соленой воде, но ходили слухи, что капсулу бросили на дно озера в нижней долине.

– То что вампиры боятся морской соли, чушь. Это работает только с низшей нежитью. А вода действительно хорошо глушит магию, порой даже слишком хорошо, – кивнул Пи, – но у любой системы гашения есть предел прочности. А тут у нас налицо незаконченное дело, энергетическая связь на сути и крови… И что там Хаэльвиен про слабенький темный источник в озере думал? Если это именно то озеро, когда-нибудь беспечность может выйти боком. Светлые, в особенности эльфы, в силу своей природы, чувствуют слабые токи темной энергии куда лучше, чем самый опытный некромант. Что насчет дома? Туда вообще вошли?

– Вошли. Будто никакой магии не было. Никогда. Ничего. Просто старый дом, в котором много лет никто не жил. Пыль, мусор, просевшая крыша и частично рухнувший потолок, отчего на второй этаж не пройти, только в пару крайних комнат справа от лестницы. Если бы не погибшие дети и не тело Анар, если бы не показания тех, кто сторожил дом, вполне можно было счесть все выдумкой.

– Все так легко поверили, что женщина, столько лет лечившая и оказывавшая целительскую помощь оказалась способна на убийство детей?

Терин ответила не сразу. Сначала долила себе горячего чая, подышала над чашкой, грея руки о глиняные бока.

– Может и не все.