Он прижимает меня крепче, и я определенно улавливаю исходящую от Смерти энергию, в которой смешались любовь и ненависть.

Стараюсь не задумываться о словах Танатоса, но разве это возможно? Всадник-то явно фантазировал на тему того, как он меня поймает и я окажусь в его власти. Я ведь и понятия не имею, что он на самом деле собрался со мной сделать – может, даже жестоко изнасиловать. Я почти уверена, что это есть в его планах.

После долгого изматывающего молчания я заставляю себя задать вопрос, который в последнее время меня изводит.

– Что ты ко мне чувствуешь?

Его губы оказываются у самого моего уха.

– Многое, очень многое, Лазария.

Точно хочет меня трахнуть.

Я икаю при мысли о том, что могу оказаться под Смертью, а он во мне.

Дело в том, что я явно не на сто процентов против этой идеи.

Господи.

Сан-Антонио мы покидаем под аккомпанемент приглушенного грохота обваливающихся где-то вдалеке зданий. Вскоре на смену шуму приходит тишина, и больше ничто не отвлекает меня от размышлений о том затруднительном положении, в котором я оказалась.

Опускаю взгляд на крепко держащую меня руку. На одном пальце у него серебряное кольцо, древняя монета с изображением Медузы. Я с трудом, но все же удерживаюсь, чтобы не потрогать это странное украшение.

Любоваться перстнем и рукой мне предстоит еще долго, если Смерть далеко направляется. И больше никакого выслеживания, никакой борьбы. Только много, очень много времени наедине с всадником.

Этой мысли достаточно, чтобы я попыталась предпринять еще одну отчаянную попытку сбежать.

Я с силой накреняюсь в сторону. Рука Смерти соскальзывает, и в следующее мгновение я начинаю сползать с его скакуна.

У меня нет плана, нет оружия, но, видит бог, я стану самым несговорчивым пленником всех времен и народов.

Крылья Танатоса распахиваются и удерживают меня, замедлив падение настолько, что всадник как раз успевает схватить меня за шиворот и втянуть обратно на коня. А потом снова обхватывает рукой за талию.

От его негромкого смеха я вся покрываюсь мурашками.

– Хорошая, но тщетная попытка, кисмет, – комментирует он, снова в самое ухо, и сейчас его слова звучат зловеще. – Только начни опять сопротивляться – я отпущу коня и взлечу в небо. Вот тогда тебе ничего не останется, как подчиниться.

Перед глазами мелькают воспоминания о том полете, когда Танатос нес меня по воздуху. Он держал меня, а потом выронил. Ну да, точнее, я пырнула его ножом, и он меня упустил… не специально, но все равно. Меня передергивает от мысли о том падении. О положении, в которое я попала. О тех мучительных днях.

Ничего, еще успею, все равно я от тебя сбегу, обещаю я мысленно.

А пока… пусть уж лучше Смерть думает, что я сдалась.

Я принуждаю себя расслабиться. В ответ его рука сжимается крепче. По самому этому движению понимаю: всадник буквально сочится торжеством победителя.

Урод.

Даже когда от Сан-Антонио остается одно воспоминание, конь не замедляет бег. Ледяной воздух пронизывает меня, пробирает до костей. Я изо всех сил стараюсь не дрожать, но получается плохо. Да и холодные доспехи Смерти не дают возможности согреться.

– Если это дрожь от предвкушения нового побега, то поверь мне, кисмет, раз я сказал, я и вправду взмою в небо.

– План тут ни при чем, – стуча зубами, отзываюсь я. – Такое обычно бывает, когда смертным становится холодно.

За моей спиной Смерть ненадолго задумывается.

Вдруг он останавливает жеребца и убирает руку с моей талии. Глянув через плечо, я вижу, что он отстегивает оружие. Затем снимает наплечник и швыряет его наземь, то же проделывает с наручем.

– Что ты делаешь? – не удерживаюсь я, когда он избавляется от очередной части своих серебряных лат.

– Тебе холодно, – отвечает он, расстегивая ремни брони. Отбросив нагрудник (тот, упав на камни, громко лязгает), он продолжает: – Я намерен тебя согреть.

Я хмурюсь, хотя в животе что-то не очень приятно екает.

Сняв с себя латы, Смерть снова прижимает меня к груди.

Восхитительное тепло, оно исходит от него мощными волнами.

– Лучше? – шепчет он мне на ухо.

Намного лучше.

– Ты знаешь про температуру тела, но не знаешь про дрожь? – удивляюсь я вместо того, чтобы поблагодарить. Что поделать, я не нахожу в себе благодарности к этому сверхъестественному похитителю.

– Я могу не знать нюансов устройства человеческого тела, но мне известно, что плоть теплая, а металл может быть холодным.

Без лишних слов он цокает языком, и конь снова трогается с места. Ледяной ветер по-прежнему свистит и пробирается под одежду, однако, прижавшись к Смерти, я не ощущаю холода.

– Так ты, значит, умеешь поднимать мертвых, – заговариваю я, когда мы проезжаем мимо садов с прорытыми между рядами деревьев оросительными каналами. – Для чего тебе такая власть?

– Я наделен всеми силами моих братьев и еще некоторыми, – признается он.

От этих его слов меня пробирает озноб.

– Ты хочешь сказать, что еще кто-то из всадников тоже может поднимать мертвецов? – Эта перспектива меня ужасает.

– Мог, – поправляет меня Смерть.

– Мог? – эхом отзываюсь я, пытаясь понять, что он недоговаривает. – Значит, тот, другой всадник умер?

– Напротив, Лазария. Война очень даже жив, – сообщает Танатос без малейшего высокомерия.

Война. Война мог поднимать мертвецов. Я… даже представить себе не могу, как это должно было выглядеть.

Но он, получается, больше не имеет этой силы? Я сгораю от любопытства – что же еще такого есть в Танатосе и его братьях? И мне вдруг жутко хочется узнать обо всем, раз уж я все равно застряла тут, в седле с всадником.

– А что еще ты можешь делать? – спрашиваю я.

– Придет время, и ты увидишь, – обещает Смерть, а за этим посулом ощущается еще один, который повисает между нами невысказанным.

«Ты будешь со мною всегда».

Глава 22

Плезантон, Техас

Мы скачем много часов подряд, но вот Смерть съезжает с шоссе на одну из старых дорог. Покрывающий ее асфальт весь в трещинах и колдобинах.

– А почему мы съехали с шоссе? – спрашиваю я. За время пути я успела расслабиться, но сейчас дурные предчувствия возвращаются.

Смерть не отвечает, и моя тревога взмывает до небес. Что происходит? Нигде не видно больших городов, так что не думаю, что ему прямо сейчас приспичило уничтожить еще один.

Тогда в чем дело?

Наконец Танатос поворачивает на грязную дорогу, которая, похоже, была когда-то грунтовой. Правда, теперь она сплошь заросла сорняками, так что трудно разглядеть, куда ехать.

Вдалеке