– Теперь тебе нечего бояться. Мы вместе. Понимаешь?

Саммер слабо улыбнулась.

– Бедный солнечный зайчик, – проговорилМайкл. – Боюсь, что сейчас у нас впереди твой ужас.

– Тактичный ты наш, – пробурчала Ди.

Они объяснили Саммер про кошмары. Как ни странно, онаиспугалась меньше, чем опасалась Дженни.

– Я согласна на все, лишь бы выбраться отсюда, –сказала она.

– Понимаю. Мы тут всего двадцать минут, а я уже от всейдуши ненавижу это место, – заявила Ди. – Может, это клаустрофобия?

У двери Дженни немного помедлила, положив палец на кнопку.

– Думаю, ты не захочешь рассказать нам, чтонарисовала? – спросила она без особой надежды, ведь никто из остальных несогласился.

– Почему? – с готовностью откликнуласьСаммер. – Я нарисовала неубранную комнату.

– Неубранную комнату? – удивился Майкл. – Иправда кошмар!

– Да будет тебе, Саммер, – сказала Одри чуточкупокровительственным тоном. – Всем будет проще, если ты признаешься.

Ди бросила на нее неодобрительный взгляд.

– Я же говорю. Это неприбранная комната.

– Все в порядке, Саммер, – улыбнуласьДженни. – Мы разберемся на месте.

Она нажала на красную кнопку. Зажглась синяя лампа, и дверьотъехала в сторону.

За ней открылась… неубранная комната.

– Ну вот, – вздохнула Саммер, увидев собственнуюспальню.

Сколько Дженни знала Саммер, у той в комнате всегда царилбеспорядок. Ее родители были беженцами, приехавшими в город в шестидесятыегоды, и все в их доме было подержанным или слегка потрепанным, а сама Саммер,как говорил Майкл, «виртуозно владела искусством захламления». Попадая в еекомнату, человек обычно не замечал ни самодельных в пятнах занавесок, ни яркоголоскутного одеяла на кровати, потому что на нем валялись всевозможные вещи.

В комнате, находившейся за зеркальной дверью, Дженни несмогла разглядеть не то что одеяло, но даже кровать. Свободным оказался лишькрохотный пятачок перед чуланом, а все остальное было завалено грудами хлама имусора.

Ди и Майкл захихикали.

– Да, солнышко, я тебе верю, это и правдакошмар, – ухмыльнулась Ди.

Дженни вздохнула. Она не разделяла общего веселья.

– Ладно, нужно войти. Думаю, придется немногоприбраться – дверь должна быть где-то в дальней стене.

– Эй, погодите. Я принципиально не занимаюсьнеинтеллектуальной работой, – заволновался Майкл. – Кроме того, умена аллергия на пыль.

– Вперед, – скомандовала Одри, потянув его за ухо.

Они протиснулись между чуланом и грудами всевозможногохлама. Дверь за ними бесшумно закрылась и исчезла.

– Кто говорил про клаустрофобию? – прошепталМайкл.

– Cette chambre est une vrai pagaille, –пробормотала Одри себе под нос.

– Что? – переспросила Дженни.

– Я говорю, жуткий беспорядок. Саммер, как ты такоетерпишь?

Голубые, как делфтский фаянс,[1] глаза Саммернаполнились слезами:

– Моя настоящая комната не такая ужасная. Это же мойкошмар, дураки.

– Почему же ты выбрала именно его? – спросилаОдри, ничуть не смягчившись.

– Мама никогда ничего не говорила мне по поводукомнаты, но однажды к нам в гости пришла моя бабушка и чуть в обморок не упала.Мне иногда даже в страшных снах снится то, как она меня тогда напугала.

– Перестань ее доводить, – шепнула Дженни,наклонившись к Одри. Вслух же сказала: – Давайте расчистим проход вдоль стен ипроверим, нет ли там двери.

Кучи хлама отличались пестротой и разнообразием. Тут быликипы мятой одежды, прошлогодние журналы, сломанные солнечные очки, спутанныемагнитофонные пленки, растянувшиеся эластичные купальники, стаканчики из-подйогурта, мятые фотографии, разрозненные сандалии, высохшие фломастеры, огрызкикарандашей, перекрученные наушники, заплесневелые полотенца, несметноеколичество белья и целый зверинец грязных плюшевых игрушек. А еще – погрызеннаясобакой пластмассовая «летающая тарелка», сплющенный коврик для игры в«Твистер» и жутко вонючий кокосовый матрас.

– Да тут целое паучье царство, – проворчала Ди,разворошив одну из куч. – Ты когда-нибудь слышала про такую штуку, как«Тайд»?

– Я верю в жизнь и даю жить другим, – философскиизрекла Саммер.

«Это и вправду в некотором роде кошмар», – подумалаДженни.

Но Ди трудилась энергично, без устали, и Одри работала, хотьи с брезгливой гримаской, но тщательно, и вскоре в завале обозначилась тропа.От Майкла же толку было мало – он останавливался полистать каждый попадавшийему в руки журнал.

В следующей куче оказался мусор иного рода – такой, что Одриневольно сморщила нос. Почерневшая кожура авокадо, заплесневелые газеты ипластиковые стаканчики с остатками неопознанных жидкостей.

Подняв коробку со всяким хламом, Дженни увидела под ней, надеревянном полу, что-то вроде раздавленного цветка. Впрочем, для цветка у негобыла слишком странная форма. Присмотревшись, Дженни разглядела небольшое рыльцеи крохотные скрюченные лапки. А-а-а! Это была дохлая мышь.

Дженни вздрогнула.

«Я к ней не притронусь, не могу, не могу!»

Ди соскребла находку с пола календарем за тысяча девятьсотдевяносто первый год и выбросила в чулан. Дженни внезапно почувствовала шепотокстраха, смутную тревогу, примешивающуюся к отвращению, которое она ощутила привиде мыши.

Мусор становился все более мерзким, напоминающим содержимоесвалки, но никак не то, что можно найти в спальне пусть даже самой неряшливойдевчонки. Пища на всех стадиях разложения. Всевозможные виды отходов, отбросов,нечистот.

Никто больше не улыбался.

Ди подняла рваную пасхальную корзинку и остановилась. От нееисходил ужасный запах.

Ди поковырялась в искусственной траве своим длинным пальцеми вдруг содрогнулась. В корзинке копошился клубок омерзительных белых личинок.

– О боже! – одним броском Ди отправила корзинку вчулан, корзинка ударилась о дверь, и из нее высыпалось все содержимое.

Майкл с воплем отшвырнул журнал. Одри и Саммер вскрикнули.

Дженни ощутила быстрый ледяной укол страха.

– Саммер… а что именно говорила бабушка о твоейкомнате? – спросила она.

– О… она сказала, что она зарастает… – ГлазаСаммер тревожно расширились. – Она сказала, что в ней заведутся насекомые.Она сказала, что комната выглядит так, как будто произошло землетрясение. Чтооднажды я сама заблужусь в своей комнате и не найду дороги обратно.