– Я не хочу возвращаться, граф, – Анжелика немного сдвинула на переносице красивые темные брови. – Если бы мне позволили, я все же осталась бы здесь пока…

– Но почему? – удивился Алексей. – Из французского лагеря вы прямиком отправитесь в Париж.

– Там меня никто не ждет, – вздохнула грустно Анжелика. – Там все очень рады моему отсутствию…

– Вас обидели? – спросил Анненков участливо.

– Более чем, граф. Предали… Я думала прежде, только подруга. А оказалась – не только она…

– Простите, мадам… Тогда, я полагаю, вам лучше всего переждать сражение в госпитале у княгини Лиз, – предложил Анненков.

– Я очень благодарна ее светлости. Но от меня так мало проку, что мне даже неловко находиться там. – Анжелика не призналась Алексею, она боялась признаться и себе самой, что обида на Коленкура неким образом переносилась в ее сознании и на княгиню Лиз, и как не старалась Анжелика подавить свои чувства, пока что ей не удалось это. Маркизе представлялось, что всякий раз, глядя на нее, и Лиз, и Анна внутренне насмехаются над ней. И хотя откровения княгини давали совершенно иное представление о ее жизни, чем Анжелика думала прежде, но тот, кто брошен и обманут, тот всегда смешон.

– В моем доме, где располагается сейчас штаб Кутузова, – откликнулся вдруг Давыдов, услышав их разговор, – полным-полно места. Я уверен, что даже главный квартирмейстер армии Карлуша Толь не найдет там все углы, известные мне. Потому, я полагаю, вам незачем утруждать себя наблюдением за изувеченными и страждущими, в конце концов вы, маркиза, гость в нашем лагере…

– Но я не желала бы стеснить главнокомандующего или помешать ему… – воспротивилась Анжелика.

– Я так думаю, что вы даже не попадетесь ему на глаза, – успокоил ее Давыдов. – Я покажу вам любимую комнатку моей крестницы, а к ней из сада ведет совершенно отдельная лестница и особый ключик. Комнатушка эта столь мала и располагается настолько далеко от главных покоев, что ее сочтут чуланом и в лучшем случае разместят в ней какой-нибудь армейский скарб. А скарб можно и вынести в коридор. Я поговорю с Толем…

– Я так признательна вам, Денис, – улыбнулась маркиза.

Она хотела еще добавить, что ей очень нравятся стихи гусарского поэта, но в это время их отвлек топот копыт невдалеке – и на опушку выскочил ротмистр Тройкин верхом на вороном коне.

– Вот вы где! – прокричал он издалека. – Я вас уж час разыскиваю. Князь Багратион возвратился от светлейшего и требует тебя, Денис, к себе. Велел сказать, чтоб ты особо торопился. Михайла Ларионович одобрил твой план и дает для пробы пятьдесят гусар и восемьдесят казаков… Я тоже напросился. Меня включили, – добавил ротмистр с гордостью.

– Дай боже! – Давыдов широко осенил себя крестом. – Ох, покажу я им всем, – забыв о присутствии Анжелики, он погрозил в сторону французов кулаком и сразу поинтересовался у Тройкина: – Когда выступаем?

– Так сразу ночью. Пока палить не начали!

– Вам лучше всего отправиться с ними, – быстро сообразив, заметил Анжелике граф Анненков, – Денис сумеет довезти вас незаметно под самый нос какому-нибудь французскому подразделению, а там уж…

– Я не поеду, – горячо воспротивилась Анжелика. – Я останусь с вами! – В синих глазах Анненкова мелькнуло удивление, и маркиза прервала себя, осознав, насколько странно прозвучало ее признание…

– Друг мой, – Давыдов уже подошел к Анненкову и обнял его за плечи. – Мне жаль, что мы расстаемся накануне битвы. Отправимся со мной!

– Я был бы рад, – ответил Алексей, вздохнув. – Но ты же знаешь, меня в партизаны не включат ни при каких условиях, князь Багратион не подпишет приказ…

– Точнее, его попросят не подписывать, – понимающе покачал головой Давыдов и тут же в сердцах произнес: – Бросал бы ты все это, Алексис, сколько раз тебе говорю. Свобода – она дороже. Ведь все равно проку нет. Не выгорит там, в Петербурге-то… А так как в плену…

– Я не могу бросить, – ответил Анненков сдержанно. – И хватит об этом.

– Прости, – нахмурился Денис. – «Не повторяй мне имя той, которой память – мука жизни…» – проговорил он по-русски. – Так, значит, расстаемся? Решено?

– Решено, – повторил Анненков твердо. – Я здесь, у твоего дома родного, Денис, постою перед французом и за себя, и за тебя…

– А я уж там, за фронтом, за двоих рубить стану… – Давыдов окинул Алексея теплым взглядом, затем порывисто притянул к себе.

Спрыгнув с коня, Тройкин присоединился к ним.

– О квартирмейстере ты не беспокойся, – произнес Алексей, стараясь подавить охватившее его волнение. – Езжай за предписанием и сразу – в путь. А я с Карлом Федоровичем сам поговорю.

– Ключ в третьей колонне справа в щелке внизу, – сообщил Давыдов. – А сама комнатушка, как в сад въедешь, так и увидишь ее с торца, еще балкончик ажурный при ней, почти под самой крышей… Думаю, маркизе будет удобно в ней. – Денис перевел взгляд блестящих глаз на Анжелику: – Мне жаль, мадам, что я не могу лично показать вам мой дом.

– Я буду каждый день вспоминать о вас там. – Анжелика хотела ободрить Давыдова улыбкой, но общее волнение передалось и ей – губы только неловко дрогнули…

Давыдов наклонился и поцеловал руку маркизы.

– Я тоже буду вспоминать о вас, мадам… – И уже садясь на коня, расспрашивал Тройкина: – От кого гусар берут?

– Да от Васильчикова и от Карпова, – быстро отвечал тот. – Князь Багратион сказал, с левого фланга разить французов, обозы и парки расстраивать, фураж отбирать, переправы ломать – таков приказ светлейшего…

Махнув на прощание Анненкову и Анжелике, оба гусара ускакали в штаб. Алексей проводил их взглядом, в котором маркиза совершено ясно прочитала горькое сожаление.

– Вам очень хотелось бы поехать с ними? – спросила она, мягко тронув ротмистра за руку.

– Конечно, – признался он. – Мы все дружны почти что с детства. Вся жизнь прошла бок о бок, а вот теперь, если смерть настигнет, – далеко окажемся друг от друга…

– Князь Багратион так высоко ценит вас, что не хочет отпустить? – поинтересовалась Анжелика осторожно. – Выше всех остальных? Выше Давыдова?

– Выше Давыдова?! – усмехнулся Алексей. – Он поручает Денису отдельное, очень важное дело! А выше Давыдова меня ценит не Багратион…

– А кто?

– Тот, кто не отпускает уже давно, и не отпустит никогда. Ни в партизаны, ни куда-нибудь еще, – ответил Анненков с плохо скрываемой грустью. – Давайте лучше, маркиза, отправимся в усадьбу и посмотрим апартаменты, которые так нахваливал Денис. А также поищем там главного квартирмейстера…

* * *

Над Бородино звонили колокола – созывали к вечерне.

Штаб русской армии, расположившийся в давыдовском доме, был почти полностью освещен и издалека напоминал муравейник: всюду сновали адъютанты, ординарцы, квартирмейстеры, пронырливые и деловитые денщики. Сам Михаил Илларионович занимал кабинет хозяина усадьбы, отца Дениса Давыдова, любезно предоставившего свои апартаменты. В маленьком зальце перед кабинетом расположилась канцелярия командующего.