Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К иудаике относились Закон Божий и иврит, но не еврейское чистописание.
В часы по русскому языку не входило русское чистописание.
В рекламе женских училищ писали, что в них имеется от одного до четырех классов. На практике мог также существовать подготовительный класс, а значит, по сути их было от двух до пяти. На классы учениц делили не по возрасту, а по уровню подготовки.
Учебная программа
Нам известно свыше 100 частных еврейских женских школ, которые открывали мужчины и женщины, евреи и неевреи, люди с самым разным уровнем образования, в разных местах, на протяжении нескольких десятилетий. Каждый содержатель пытался создать заведение, основанное на его или ее собственных навыках и убеждениях, которое при этом соответствовало бы нуждам и ожиданиям местной еврейской общины. А значит, неудивительно, что созданные ими учебные заведения отражали в себе их личные свойства и местные условия – и отличались одно от другого.
Гораздо удивительнее то, сколько у всех этих заведений было общего. Кое-что можно объяснить тем, что они существовали в условиях одинаковых юридических и социальных ограничений. Например, ни одно училище официально не могло открыться, если значительная часть учебных часов в нем не отводилась на изучение русского языка. Создавая систему еврейских казенных училищ, требуя, чтобы во всех хедерах было введено изучение русского, и заставляя преподавателей сдавать экзамены по русскому языку, правительство явственно оповещало о том, что взяло курс на языковую русификацию еврейского населения. В России XIX века, как, впрочем, и во всей Европе, религия считалась неотъемлемой частью образования. Ни еврейская община, ни российское правительство не согласились бы на открытие школы, где не будет преподавания Закона Божьего.
Однако, помимо существования юридических и общественных императивов, очевидно, что содержатели многому учились друг у друга. В начале процесса некоторые из них даже в открытую говорили, что взяли за образец училище Переля[168]. Чаще, впрочем, речь шла не столько о копировании, сколько о подражании. История не сохранила сведений о том, как содержатели узнавали об успехах и неудачах коллег – из многочисленных статей в периодике, посвященных отдельным школам, из личной переписки или общения – однако информация об учебных программах явно распространялась. Мы увидим, как, сохраняя определенные индивидуальные особенности, училища по всей черте оседлости с удивительной скоростью и легкостью внедряли у себя те или иные образовательные новшества.
Помимо Закона Божьего и русского языка к обязательным предметам, как правило, относились иностранные языки, арифметика, чистописание и рукоделие. В таблице 5.1 приведена разбивка по учебным часам. Во многих училищах также предлагали рисование, музыку и танцы, порой в качестве факультативов. Имелись училища с более обширным и продвинутым набором предметов, в который входили история, география, естественные науки. Начнем с программы по иудаике.
Закон Божий
Из таблицы 5.1 видно, что, хотя во всех школах предлагались уроки Закона Божьего, число учебных часов сильно различалось. В среднем речь шла о пяти с лишним часах в неделю, однако в определенном смысле данные эти не столь показательны, как сравнение с числом учебных часов по русскому языку или с общим числом учебных часов. Например, то, что в школе Д. Иоффе предлагался всего один час в неделю, проще оценить в контексте того, что общая программа предполагала всего пятнадцать часов в неделю.
В некоторых училищах программа по еврейским предметам была более обширной. Как правило, речь идет о тех школах, где общий набор предметов был шире. Подробно проанализировав опубликованные источники касательно русскоязычных еврейских школ, Криезе выявил трехуровневую иерархию еврейских учебных программ, основанную на числе учебных часов. До 1881 года число частных еврейских училищ, где предлагалось от 10 до 15 учебных часов по еврейским предметам в неделю, было крайне невелико. Самым типичным для мужских училищ было от пяти до восьми часов, стандартным для женских – от двух до четырех [Krieze 1999: 267]. Криезе объясняет такую разницу общим отсутствием интереса к женскому образованию и растущим стремлением к русификации [Krieze 1999:271,231]. Следует также отметить, что в школах для мальчиков учебных часов в целом было больше, чем в школах для девочек.
Данные, которые приводит Криезе, прежде всего основаны на газетных материалах. Согласно моим данным, основанным на неопубликованных документах, он недооценивает уровень еврейского воспитания, предлагавшегося девочкам в частных училищах. Из девяти училищ, для которых у нас есть четкая разбивка по учебным часам (в один блок объединены часы на изучение иудаизма и иврита, но не на еврейское чистописание), в трех на еврейские предметы отводилось от двух до четырех часов в неделю, в пяти – от пяти до восьми, в одной – это школа Д. Штерна в Могилеве – более девяти часов[169].
Хотя то, что в еврейских школах необходимо преподавать Закон Божий, считалось само собой разумеющимся, вопрос о том, чему и как учить в этом смысле девочек-евреек, был куда менее простым. Помимо общепризнанного убеждения, что они должны уметь отправлять женские религиозные обряды, традиционной программы обучения для девочек не существовало. Разрабатывая религиозную программу, педагоги основывались на общественных нормах, текстах и представлениях, почерпнутых из немецких земель, равно как и на собственном видении того, что необходимо знать девочке-еврейке, живущей в современном мире.
Общим знаменателем для всех уроков Закона Божьего была молитва. Сам этот факт красноречиво свидетельствует о приверженности традиционализму. То ли потому, что педагоги не хотели оскорблять чувства традиционалистов из своих общин, то ли потому, что им не удавалось выйти за рамки доминантной парадигмы, определявшей, что положено знать женщине, молитва оставалась основой религиозного воспитания. Девочки-еврейки, которые получали образование в семье или от частных учителей, в обычном случае осваивали начатки чтения на иврите и выучивали молитвы, необходимые для женщин, – и та же ситуация сохранялась и в новых школах.
Например, содержатель будущего женского еврейского училища в Бердичеве, которое предполагалось открыть в 1854 году, проводит прямую параллель между религией и молитвой[170]. Двухгодичный курс обучения начинался у него с освоения молитв на Субботу и новолуние, на втором году предполагалось изучение праздничных и женских молитв. Однако если в домашних условиях девочки учились читать молитвы вслух и прямо из молитвенника и, возможно, имели доступ к переводу на идиш, то в бердичевском училище все молитвы изучали в переводе на немецкий с использованием текста «Иесоде ха-дат» («Основы религии») польского маскила И.-Л. Бен-Зеева[171].
В большинстве других училищ, относительно которых сохранилась подробная