Бунда; когда время от времени женщинам открывали доступ к высшему образованию, число их среди студенток оказывалось непропорционально велико, они были хорошо известны в революционных кругах. Значит ли это, что выпускницы современных частных училищ использовали полученные там знания и умения для активного участия в основных идеологических движениях своей эпохи? Стремились ли они получить среднее или даже высшее образование, продвинуться на профессиональном поприще? Даже если мы и не можем дать однозначного ответа на такие вопросы, эти талантливые и образованные молодые женщины, без сомнения, оказывали немалое влияние на свое окружение. В этой главе предпринята попытка подытожить то, как образование меняло жизнь и самих молодых женщин, и их общин.

Статистика

Учитывая то, как сложно понять, сколько именно училищ функционировало в каждый конкретный момент и каков был срок их существования, тем более невозможно с точностью определить, сколько всего девочек прошло обучение в частных еврейских училищах. При этом нет ни малейшего сомнения в том, что цифра эта была значительной.

Если исходить из данных по году, когда число учащихся было минимальным (согласно данным инспекций и периодической отчетности, которую собирали местные департаменты Министерства народного просвещения), то среднее число учениц в одной школе составляло 60 человек (см. таблицу 6.1). Получается, что даже если каждая из школ проработала хотя бы год, то на протяжении столетия свыше семи тысяч девочек-евреек смогли получить как минимум рудиментарное образование.

Рис. 6. Студийный портрет девочки по имени Роза. Одесса, 1902 год

А многие школы, само собой разумеется, проработали куда больше года. Училище И. М. Румша в Поневеже существовало с 1860 как минимум до 1880 года [Памятная книжка 1874: 659][198]. В 1879 году в нем училось 46 девочек [Памятная книжка 1879: 204]. Один только Румш мог выпустить до тысячи учениц. Если каждая школа проработала не менее двух лет, получается около 15 тысяч выпускниц – но даже эта оценка явно занижена.

Можно применить другой подход: сложить цифры, отражающие, сколько лет просуществовало то или иное училище, и умножить на среднее число учениц. Если исходить из того, что училища, относительно которых нам известна только одна дата, продержались всего год, мы получим в итоге около 40 тысяч учениц. Если принять допущение, что каждая школа проработала в среднем шесть лет, итог получается примерно тот же[199].

Мы никогда не сможем определить в точности, сколько девочек-евреек прошло курс обучения в открытых для них частных школах с середины и до конца XIX века. Однако из прикидок вытекает, что и по консервативным оценкам цифра получается значительная. Вне всякого сомнения, к концу XIX века в частных еврейских школах прошли обучение тысячи, а скорее десятки тысяч девочек. Сам этот факт требует того, чтобы подробнее поговорить об этих девочках и их влиянии.

Характеристики

Переписка между содержателями училищ из черты оседлости в основном посвящена учебной работе и финансовому положению их заведений. Однако, хотя речь об ученицах в переписке почти не заходила, из прошений и запросов можно все-таки узнать кое-что и о них.

Таблица 6.1. Число учениц частных женских еврейских училищ

Примечание. Статистика по числу учениц взята либо из запросов о финансировании уже существующих училищ, либо из отчетов инспекторов. В тех случаях, когда известны разные цифры за разные годы, я привожу наибольшее число учениц.

В запросах на открытие частных училищ большинство будущих содержателей указывали возраст воспитанниц. Как правило, девочки приступали к учебе в возрасте шести-семи лет и оставались в школе до 11 или 12 лет. Судя по спискам, число учениц в младших классах было куда больше, чем в старших. В 1880 году в подготовительном классе училища Штерна в Могилеве-Подольском было 50 учениц, в первом – 16, а во втором и старшем – по 9[200]. Эта статистика типична. Мне представляется, что такому дисбалансу есть два объяснения, причем оба связаны с родительскими целями. Еврейские семьи использовали училища как для расширения, так и для ограничения возможностей получения образования их дочерями.

В своем эпохальном труде о крестьянских школах в России Б. Эклоф убедительно показывает, что семьи крестьян, которых принято считать неискушенными потребителями, на деле использовали имевшиеся в их распоряжении школы для своих собственных целей, зачастую наперекор планам всевозможных чиновников, которые эти школы открывали и ими руководили. Если задачей церкви и правительства было распространять через школы познания в религии и политике, а учителя добивались духовного совершенствования учеников через грамотность, то сами крестьяне пользовались школами, чтобы достичь необходимого им уровня грамотности, а потом бросить учебу [Eklof 1986, ch. 9].

Примерно туже ситуацию мы наблюдаем и в еврейской общине. Педагоги, которые открывали частные еврейские женские училища и руководили ими, принадлежали к наиболее русифицированному сегменту еврейской общины и считали основной задачей своей педагогической деятельности аккультурацию. Что же касается еврейских семей, то, забирая своих дочерей из школ через сравнительно небольшой промежуток времени, родители, судя по всему, делали выбор в пользу конкретных навыков, а не высоких целей.

Ш. Лишанская, описывая свое детство, проведенное в литовском местечке Малин, приводит пример именно такого подхода. Лишанская рассказывает, как в местечко приехал учитель русского языка. Он снял дом и стал по утрам давать уроки мальчикам, а днем – девочкам. Когда Лишанская с сестрами захотели заниматься тоже, их дедушка-хасид дал им разрешение посещать занятия два семестра. По его словам, им довольно было «выучиться читать и подписывать договоры» [Lishansky 2000: 20–23]. Соответственно, если учитель, возможно, надеялся воспитать поколение евреек, которые будут свободно говорить по-русски и знать русскую литературу, то дедушка Лишанский использовал его занятия для достижения куда более практических и ограниченных целей.

С другой стороны, были и такие семьи, где училище считалось лишь шагом к следующему уровню образования. С точки зрения таких родителей, частные еврейские училища давали возможность овладеть основами русского языка, что было необходимо для поступления в более престижные русские школы. Соответственно, их дочери посещали еврейские училища лишь до того момента, когда оказывались достаточно подготовленными, чтобы сдать вступительные экзамены в русские школы. Так, например, в 1869 году из училища В. Кагана в Вильне не выпустилось ни одной ученицы, однако восемь из них смогли сдать вступительные экзамены в местную гимназию[201].

Кроме того, документация подтверждает то, что видно из шкалы оплаты за обучение, а именно: что в училищах был представлен очень широкий срез еврейской общины.