— Да ну вас! Я не об этом! — зональный прокурор подскочил на стуле. — Фиктус, он фиктус и есть!

В сердцах смяв сигарету в пепельницу, он запрыгал, как аист по кабинету, нервно помахивая рукой, будто ожёгся.

— Пустяки.

— Кактус! — поправила Зинина, так и покуривая у окошка; забежав на минутку, она, вспорхнув на подоконник, задержалась.

— Тощ и на язык колюч, — резюмировал Федонин, головой седой закивал. — Сущий фиктус, говоришь? Ты, Яков, наверное, прав. Только, братцы, это всё признаки определённого скрытого явления… От наших, так сказать, глаз.

Он со значением поднял перст своей правой длани.

— Ну пофилософствуй, как же, — поморщился снова Готляр. — Нельзя у нас ничего серьёзно. Всё б пофиглярничать.

— Нет. Я вполне. Я тебя понимаю. — Федонин спрятал улыбку с губ и закончил серьёзно, даже озабоченно: — Со здоровьицем у него плоховато, братцы. Фронтовик небось?

— Оба они фронтовики, — сухо кивнула Зинина сверху. — У этого язва к тому же. Прибегал ко мне за таблетками.

— А второй?

— Тот ничего… Пофигуристей…

— Ох, Зойка! — крякнул Федонин. — Всё б тебе кавалеры!

…В следственном отделе не затихали обсуждения недавнего пополнения штатов. Прокурор области Аргазцев выбил-таки наверху две новенькие должности, да ещё какие! Отвалили прокурора-криминалиста, в чём все до последнего сомневались, и третьего старшего следователя в аппарат. Только не успели глазом моргнуть, а вакансии заполнены, и всё быстренько, тихо и скрытно. У начальника отдела Терноскутовой ничего не спросить, а у кадровички Течулиной и того пуще — рот на замке, как на том плакате «Ни звука! За спиной враг!».

— Вот вам и подкрепление прибыло, — кривил губы Готляр. — Неужели молодёжи нет? Двадцать лет, а войной икаемся.

— Нам, в глубинках, кряхтеть да кряхтеть, пока очередь докатится. Сталинград кадры перехватывает, — развёл руки Федонин.

— Вот и кряхтите в кулачок, — поморщился снова зональный. — Дождёмся, на костылях помощнички появятся.

— Значит, у тебя есть мнение по поводу кандидатур? — лукаво подмигнул Федонин, дружески хлопнув Готляра по плечу.

— Есть! — выпалил тот. — Нашёл бы среди наших в районах. С улиц не звал бы.

— Нет, Яша, — перебила Зинина. — Второй дюже прыткий.

— Это как?

— Хвалили недавно.

— Да ну! — подскочил на стуле Кокарев, бросив газетку. — За что же?

— Сунула ему Терноскутова среди прочих дел «висяк» один прошлогодний, так вытягивает его тот.

— Вот те на! Убийцу нашёл?

— Откопал человечка… В суд, похоже, дело пойдёт.

— Вот так! А ты, Яков, обложил новичка! И слаб, и перекошен…

— А я что? Я и слова не сказал, — не смутился зональный, но по кабинету прыгать перестал, к столу своему прибился, даже присел. — Насчёт суда ещё будем посмотреть. Слышал я про то дело. Там подозреваемого из другого города ещё таранить надо. Год прошёл! И поболее…

— Рука у него лёгкая, — грустно усмехнулась Зинина. — Аргазцев дело по расчленёнке, что недавно нашли, новичку передаёт.

— Жогину? — не скрывая удивления, раскрыл рот Федонин. — Это как же? Ты ж у нас на убийствах! А я полагал, тебе придётся «глухарём» тем заниматься. Гиблое дело-то!.. Кто вытянет?

— Гиблое, — затянулась сигаретой Зинина, красиво выпустила струйку дыма в окошко жёсткими узкими губками. — Даже личность убитой до сих пор установить не могут.

— Вот те на! — подскочил опять на стуле флегматичный здоровяк Кокарев. — Что же такое творится?

— Вот красавчик и будет заниматься делом. А Кузякин у него в помощниках. — Зинина порхнула с подоконника, загасила мимолётным движением сигарету в пепельницу под носом у Готляра и скрылась за дверью. — Пока, мальчики!

IX

А в кабинете прокурора области Александра Павловича Аргазцева кипели страсти: обсуждалось то самое уголовное дело.

Кузякин только что закончил докладывать обстоятельства обнаружения второй половины тела убитой и перевёл дух. Старший следователь Жогин рядом хмурил брови и сосредоточенно потирал лоб рукой, словно у него уже болела голова. Его подпирал за столом прокурор района Золотнитский, то и дело прерывавший Кузякина своими замечаниями и дополнениями. Напротив троицы ёрзала на стуле, но сдерживалась начальник следственного отдела Терноскутова, то и дело поправляющая огромные очки. Очки были тяжёлыми, натирали нос и давили на уши чуть ли не коваными золотыми дужками, но без них Аглая Родионовна абсолютно ничего не видела, к тому же очки были подарком коллектива, и это до сих пор спасало их от «участи быть выброшенными на помойку», о чём Аглая Родионовна два года назад известила всех в отделе.

— Аглая Родионовна, — сверкал глазами прокурор области, — следующий раз на такие совещания приглашайте оперативников милиции.

— Да где ж их взять, Александр Павлович? — встрял Золотнитский. — Их комиссар разогнал. В поисках все.

— Ничего, — отбрил его прокурор. — Для нашего совещания найдут время. Мы здесь не голубей гонять собрались. Так?

— Так-то так, но…

— Общее дело делаем, — пресёк пререкания прокурор и прихлопнул ладошкой по столу. — Личность убитой не установлена, как это понимать?..

— Да, но…

— Вот и результаты! А следователю пухнуть? Отдуваться за них?

Десять лет почти оттрубил Александр Павлович Аргазцев в области, а любимчиков даже в аппарате не завёл. Улыбающимся на людях его редко видели. Суров был прокурор. Кого берёг и уважал, так это следователей. Это не обозначалось, не выпирало какими-либо исключительными привилегиями или почестями, но чувствовалось. Не устраивал им разносов или выволочек, не подвергал провинившихся особым экзекуциям, на совещаниях нравоучений при всех не читал и тем более не позволял другим, даже начальнику отдела Терноскутовой. Та — гром-баба, «генерал в юбке», так и звали за глаза, а язык при нём сдерживала, не пикала.

«Следователь по закону фактически самостоятельная фигура в уголовном процессе, — любил повторять прокурор, — ему одному позволено устанавливать её величество истину на следствии, поэтому от чужого влияния и каких-либо наставлений со стороны, будь сам Господь Бог, свободен».

Этой фразе суждено было стать крылатой на долгие времена, а слово «свободен» особенно запало в души и подхвачено было всеми на ура; порой даже некоторые неумехи, когда долбила их беспощадная Аглая за прорехи в обвинительных заключениях, этим словом злоупотребляли и в оправдание своё пробовали его озвучить. И спасала их эта выручалка счастливая не раз! Опускала тогда начальница очи свои грозные долу и сквозь зубы бурчала едва различимые слова, однако, как ни скрывала, ни тихушничала, а различались фразы про словоблудие некоторых лиц.