– Я хотела бы поговорить с владельцем.

– Я одна из них, – сказала я, положив стопку книг на стоявший поблизости стол.

– Секретарша, наверное, – хмыкнула она. – Давайте-ка позовите мне кого-нибудь из главных.

Я поднялась в кафе, заказала себе кофе и стала перезванивать по номерам, звонки с которых пропустила, пока занималась другими делами. К тому времени, когда я вернулась в торговый зал, эта посетительница уже ушла. Не знаю, может, все дело было в том, что она застала меня за таким непрезентабельным занятием. Может, ее сухость была следствием патриархального воспитания или ее собственного нежелания видеть успех других женщин. Но, как бы то ни было, ее комментарий задел меня сильнее именно тем, что прозвучал из уст женщины.

Хотя новый филиал принес нам много хлопот, мы уже начали обсуждать открытие следующего. Мы были амбициозными, голодными, а я, быть может, еще и самоуверенной. Нам все казалось возможным. Была в наших намерениях и доля альтруизма: мы хотели оказать влияние на большее число людей. В период всего этого расширения, с разницей меньше чем в два года, я родила Зейн и Лейлу. Теперь обо мне стали говорить: первая в своем роде, успешная, работающая мать. Мне было трудно разглядеть за этими обозначениями саму себя. Я надеялась, что смогу сделать это задним числом, когда пройдет какое-то время. Я осознала, насколько узки рамки признанного другими влияния и успеха – все сводится лишь к «настоящим» профессиям, а неоплачиваемый женский труд вообще остается без внимания. Домашние дела, забота о других людях не считаются достойными упоминания, поэтому каждый раз, когда меня превозносили за очередную награду или достижение, касающееся моей работы в Diwan, эти похвалы казались мне пустыми и бессмысленными.

В 2014 году со мной связался репортер журнала Forbes Middle East, составлявший вместе со своей командой список «200 самых влиятельных женщин Ближнего Востока». Меня в нем поставили на шестидесятое место. Я спросила, как они измеряли влияние, мне ответили, что расчеты производились по сложной матричной схеме, учитывающей различные факторы. Мужской же список учитывал размер состояния – рассчитать его проще. Интересно, почему они поступали именно так.

Они пригласили всех нас, влиятельных лауреаток, на церемонию награждения в отеле One & Only на Палм-Джумейре, искусственном архипелаге в Дубае. Отель настолько утопал в роскоши, что казался пародией на себя. Я долго шла по мраморным коридорам, пока добралась наконец до длинного языка красной дорожки, обрамленной по обеим сторонам портретами лауреаток. По всему залу вокруг – опять сплошной мрамор, золото, перламутр и лепнина. Изящно сервированные столы были увенчаны букетами из ниспадающих ветвей орхидей. Это был словно свадебный банкет со множеством невест, их бессчетными подружками и всего несколькими женихами.

Я с восторгом оглядела других влиятельных женщин. Большинство пришли со своими лучшими подругами, дочерями или матерями, и я почувствовала укол совести: нужно было взять Хинд, или Нихал, или, может, даже маму, хотя она всегда умудрялась отравить моменты моего триумфа своей ложкой дегтя. Как в 2011 году, когда журнал Time взял у нас с Хинд интервью и опубликовал его с фотографией нас обеих, «предпринимательниц, в чью историю сложно поверить». Материнскую гордость за дебют дочерей в Time тут же омрачила неаккуратность моих бровей.

– Милая, ну неужели нельзя было подправить их?

– Мам, если бы моя внешность была залогом успеха, клянусь, я бы давно ею занялась.

Но даже без своего вечного критика я при первом же взгляде на окружающих женщин почувствовала себя какой-то непричесанной и недостаточно нарядной: здесь было все, от бальных платьев в духе принцессы Жасмин и более традиционных для Эмиратов нарядов типа абайя до деловых костюмов. Я же была в шелковом платье цвета хаки с запа́хом и простых удобных балетках. Меня представили телеведущей, которая возвышалась надо мной, раскачиваясь на своих шпильках словно маятник. Она подвела меня к заднику, поставила под углом к камере, заставив выбросить вперед левую ногу, и стала брать у меня интервью. Я проклинала себя за то, что не стала наносить тональный крем или пудру – их я использовала только для свадеб: мое лицо будет на видео слишком блестящим по сравнению с матовым лицом журналистки.

Оглушительный голос объявил о прибытии шейха такого-то и начале церемонии. Влиятельных женщин усадили за столики впереди, всех сопровождающих отправили за более дальние. Свет погас, зазвучала энергичная музыка, и началось лазерное шоу. Наконец я услышала, что назвали мое имя. Я встала, взобралась на сцену, пожала руку шейху, забрала свою стеклянную табличку с золотой надписью, поулыбалась камерам и спустилась вниз. Когда все награды были розданы, я схватила холодящую руки табличку и, пригнувшись, помчалась в темноте в конец зала, чтобы тихонько улизнуть.

В последующие месяцы и годы я не раз вспоминала о чувстве неловкости, которым был омрачен тот вечер. Все эти женщины получали признание своей влиятельности в окружении других женщин – на церемонии практически не было мужчин, за исключением раздававшего награды шейха. И, думаю, все мы без лишних слов понимали одно и то же: в большинстве случаев мужчины чувствуют себя некомфортно, участвуя в чествовании женщин. Когда мне было двадцать с небольшим, я часто ходила на торжественные мероприятия, посвященные Международному женскому дню. Горстка мужчин, которые там присутствовали в качестве символа, всегда произносили какие-то напыщенные и заискивающие речи, отчего было еще заметнее, что они чувствуют себя неловко.

Через несколько недель после церемонии я получила свой фотопортрет формата А3 с подписью «Самые влиятельные женщины Ближнего Востока» над логотипом Forbes. Моя поза со скрещенными на груди руками выражала силу и уверенность. Дочери так мной гордились, что решили повесить эту фотографию на кухне рядом с холодильником, прямо над мусорным ведром.

Полки Diwan узнали о моей беременности первыми – после Хинд и мамы. Я тайком стащила с них книгу «Чего ожидать, когда ждешь ребенка» и отправилась читать ее в полном одиночестве, так, чтобы никто не заметил. Грядущие перемены пугали меня, как и мою маму. Помню, как я пересказывала ей краткое содержание этой книги – о том, что будет с моим самочувствием и как будет меняться мое тело, – а она смотрела на меня с тревогой на лице. В глубине души я понимала, что пытаюсь контролировать неконтролируемое. Но мне казалось, что, если я смогу составить четкий план беременности, я вновь почувствую себя самостоятельной и независимой женщиной.

– Помню, как, будучи беременной Хинд, я часами сидела под дверью врача, ждала, пока он меня примет, и курила.

– Ты курила? – с ужасом спросила я.

– Конечно. И скотч пить не бросила. Доктор сказал мне, что, если я брошу пить и курить, это только усилит стресс. Эта троица спасала меня всю беременность: Virginia Slims, Johnny Walker и доктор Спок со своим «Ребенком и уходом за ним».