Когда я была беременна, люди постоянно вторгались в мое личное пространство, трогали мой живот и давали непрошеные советы. Корми грудью первые два года! Не корми грудью! Молочная смесь – это дрянь! Веди активный образ жизни! Не перенапрягайся! Меня уже воротило от всех этих противоречащих друг другу замечаний, гаджетов и руководств, которые обещали придать мне уверенности, а на деле только вызывали у меня чувство клаустрофобии. Возможно, мама знала больше, чем мне поначалу казалось. Я была не в восторге от ее «старой школы», но также понимала, что нынешний консьюмеризм и перфекционизм ничем не лучше.

– Ну а что папа? – однажды на полном серьезе спросила ее я.

– Рамзи? – озадаченно переспросила мама. – Беременность не мужская забота.

Но вот это, конечно, уже не так. Пока я искала книги для своего отдела «Беременность и воспитание ребенка», мне все время попадались ориентированные на мужчин заголовки. Названия вроде «Из парня в папы: Все, что нужно парню, чтобы стать папой. Часть I» подчеркивали изменения, которые неизбежно претерпевают все, кто «превращается» в папу (тут намек на то, что «крутой» парень делается «менее крутым» папой). Другие названия обещали будущим отцам выживание и спасение: «Руководство по выживанию для будущего отца: Все, что вам необходимо знать» или «Чувак с подгузниками: Как пережить первые два года. Полное руководство для отцов». Мотив подгузников (отсутствующий в названиях книг для женщин) и упоминание орудующего ими чувака были попыткой преподнести тему отцовства с юмором. Другая популярная книга, «Отец-коммандо: Как стать элитным папой или воспитателем», представляла отцовство как поле сражения – нечто более привычное для мужчин, богатое тестостероном. Конечно, были и другие книги, которые пытались подвести мужчин к новой фазе их жизни менее комическим образом. Но, каким бы ни был их тон, моя мать и ее поколение считали само существование таких книг, а также изменения в обществе, которые они подразумевают, странными. В итоге я не стала закупать для Diwan книги об отцовстве. Я и без этого рисковала, торгуя книгами о беременности. И решила сэкономить время и деньги для того, что будет нормально продаваться.

_______

Как и многие из нас, я часто совершаю поступки, которые сама не могу объяснить. Осознание приходит уже после того, как дело сделано. Когда я расплачивалась за свой экземпляр «Чего ожидать, когда ждешь ребенка», я пробормотала кассиру обыденную присказку, что это, мол, для подруги. И даже когда эти слова сорвались с моих губ, я все еще не осознавала, что это во мне говорит сильнейшее желание не оказаться записанной в ряды тех, кто «ждет ребенка». Мне нужно было время на то, чтобы обдумать, как я буду признавать – или отрицать – свое нынешнее состояние. Стану ли я подстраиваться к новой роли беременной начальницы? Или буду игнорировать свое положение? Я быстро решила, что буду работать во время беременности еще упорнее, чтобы подать другим хороший пример. Возможно, в душе я боялась грядущих перемен, поэтому хотела минимизировать их влияние на окружающих. Но, конечно, у моего организма были свои планы.

Во время собеседования с потенциальными сотрудниками я всегда задавала им один и тот же личный вопрос: «Чего вы хотите для своих детей?» Ответы варьировались от «Я хочу воспитать хорошего мусульманина» или просто непонимающего взгляда до «Я хочу, чтобы они эмигрировали в другую страну, где у них будет больше возможностей».

Также я задавала вопрос: «Если вы присоединитесь к семье Diwan, сможете ли вы работать в вечернюю смену или только в утреннюю?» Мы были открыты ежедневно с 9 утра до 11 вечера, единственным исключением за весь год было утро первого дня праздника Ид аль-адха, так что распределение смен было для нас крайне важной проблемой. Я задавала этот вопрос и потому, что знала, какой трудной бывает жизнь рядовых египтян. Большинство моих сотрудников-мужчин работали на двух работах, чтобы повысить доход, или ходили вечерами на компьютерные курсы. Планирование графиков превращалось в еще бо́льшую головную боль, когда нам приходилось направлять сотрудников из одного магазина в другой, чтобы заменить тех, кто заболел или взял отгул.

«Я могу работать в течение светового дня», – очень часто отвечали женщины-кандидатки. Я знала, какой подтекст за этим скрывается: приличные девушки не возвращаются домой с работы затемно. В противном случае соседи начнут о них судачить, и из-за этой молвы у них упадут шансы на удачное замужество. Кроме того, возвращаясь домой после захода солнца общественным транспортом, они рискуют стать объектом почти беспрестанных домогательств со стороны водителей и других пассажиров. Я прекрасно знала, на какие компромиссы приходится идти женщинам в патриархальном обществе: они вынуждены конкурировать за семейные ресурсы, большинство из которых идет их братьям; помогать по дому и заботиться о пожилых родственниках, а также подчиняться ограничениям, касающимся передвижения и круга общения. Кроме того, как любили напоминать мне мои работники мужского пола, нанимать мужчин было финансово выгоднее. Отчасти потому, что трудовые законы Египта требуют, чтобы женщинам предоставлялись девяностодневные оплачиваемые декретные отпуска на первых двух детей. Мужчины были трудоспособны большее число дней, особенно потому, что идеи декретного отпуска для отца в Египте не существует как таковой. Мне кажется, есть какая-то ирония в том, что те самые законы, которые пытаются гарантировать женщинам соблюдение их прав, например права на оплачиваемый декретный отпуск, по сути, лишь подстегивают дискриминацию. Но хотя я понимала, что нанимать женщин себе дороже, я все-таки делала это, потому что я сама женщина и мне хотелось протянуть им руку помощи.

Меня раздражали предубеждения о женщинах, которые существуют в нашей культуре: в частности, то, что материнство может и должно перекрыть собой все другие обязанности. В моем случае ничего такого не было. Во время своей первой беременности я работала вплоть до того дня, на который мне было назначено кесарево сечение. И через три недели я уже вернулась в Diwan, потому что страстно хотела отвлечься от чувства катастрофической нестабильности, которое вызвало во мне материнство, и вернуться к своим полкам с их порядком и привычному, спокойному укладу, который был у меня на работе.

Некоторые из этих чувств вышли на поверхность только после разговора с совершенно незнакомым человеком. В 2008 году один женский журнал попросил меня как женщину, у которой все есть – под «всем» подразумевалась успешная карьера и семья, – дать интервью. Правда, реальное положение моих дел было гораздо менее блестящим. Я развелась с Номером Один и осталась с двух- и четырехлетней дочерями и шестилетней Diwan на руках. Мы только что открыли третий магазин в районе Маади. Район этот изобилует зелеными насаждениями, и внушительную долю его многочисленного населения составляют иммигранты. Чтобы оценить потенциал будущего филиала, мы открыли маленький киоск в построенном недавно торговом центре Carrefour City Centre Mall. Поскольку там нас ждал почти мгновенный успех, мы начали подыскивать себе постоянное место и в итоге остановили свой выбор на Девятой улице, местном аналоге улицы Двадцать шестого июля. Здесь, как мы знали, проходил активный пешеходный поток, поэтому мы согласились на первое попавшееся здание, хотя находилось оно на менее популярном конце улицы. Мы рассчитывали, что наш бренд привлечет людей и заставит их продлить свой привычный маршрут. Но через несколько месяцев после открытия мы начали сомневаться в правильности своего выбора. Пешеходный поток оказался нестабильным и не сильно влияющим на объем продаж, а иммигранты, кажется, предпочитали брать книги взаймы или обмениваться ими, а не покупать новые. И это было еще до того, как глобальная экономическая рецессия в полную мощь ударила по многонациональным корпорациям, сотрудники многих из которых и проживали в Маади. Помимо всего прочего, нам стало еще труднее распределять работников и развозить товар теперь уже по трем магазинам.