Он остановился, вытер потное лицо не очень свежим платком, снял ветровку. Помялся, не зная, как быть с курткой дальше. Наконец не очень ловко завязал ее вокруг пояса. Студенты тоже остановились и с нетерпением наблюдали за его неуклюжими манипуляциями.

– Так, значит, пирамидки эти каменные – это просто дорожные указатели? – уточнил Димка.

– Ну, конкретно те пирамидки, что вы видели в Городе мертвых, – это вообще ерунда. Новодел. Туристы от избытка чувств их складывают. Это даже не мистификация, просто некое подражательство. Никакого смысла в них нет. Настоящие обо выглядят несколько иначе. Не так эффектно. Да и разрушаются они со временем. Камень хоть и самый прочный материал, а все же не вечный.

Юрий пошел дальше широким размеренным шагом. Под ноги он почти не смотрел, наоборот, мечтательно поднял голову и продолжал говорить, не следя даже, слушает ли его кто-нибудь. Похоже, ему самому была интересна эта тема, поэтому он рассказывал, глядя вверх, на закрывающие горизонт горы.

– Вообще своеобразными дорожными указателями служили не только обо. Каменные стелы часто эту функцию выполняли. Или просто скалы с нанесенными петроглифами. Вероятно, отсюда и возник тот самый сказочный камень на перекрестке дорог. На камне надписи – чем не петроглифы?

– А петроглифы – это что? – спросил незаметно присоединившийся к компании Костя.

– Петроглифы – это, собственно, и есть надписи или рисунки на камне. От греческого petros – камень и glyphe – резьба. Любые наскальные изображения или высеченные на каменной основе. Причем здесь ведь встречаются петроглифы, относящиеся к очень разным эпохам: и неолит, и эпоха бронзы, и ранние кочевники отметились. А самые ранние изображения вообще относятся к верхнему палеолиту. А это чуть ли не сорок тысяч лет назад. Представляете, какая тут история «спрессована» на этих камнях! Причем очень часто изображения разных эпох соседствуют друг с другом. Чуть ли не на одних скалах нанесены. Да вот хоть этот ваш Город духов взять…

– Вы же сказали, что Город духов – это новодел, – поддел Димка.

– Я сказал, что пирамиды каменные, которые там натыканы без всякого порядка и смысла, сложены нашими современниками. А Город духов – уникальный памятник. Там как раз петроглифы самые разные встречаются. Просто надо знать, куда смотреть. А кроме рисунков наскальных там ведь еще древнее святилище есть. И не одно. Вы вот, когда были там, не обратили внимания на каменную площадку в северо-восточном секторе? Там скала практически отвесная, а перед ней в земле скальный выступ горизонтальный, метр на полтора примерно. Причем площадка горизонтальная хоть и природного происхождения, но явно была дополнительно обработана, выровнена вручную. Не заметили? То-то и оно. А это, между прочим, жертвенный камень. Там даже желобки есть для стока крови и углубление в виде чаши. И рисунки на скале явно ритуального характера. Мрачное место, зловещее даже.

– Там что же, человеческие жертвы приносили? – прошептала потрясенная Дашка.

– Не исключено, что и человеческие. Хотя точно этого утверждать нельзя. Но то, что кровь там лилась, сомнений нет. А вот животных там убивали или людей – загадка. И знаете, Дашенька, я бы лично предпочел не знать точного ответа на нее. Пока не знаешь точно, есть ведь надежда, что все ограничивалось вполне безобидным принесением в жертву какого-нибудь горного барана. Хотя безобидность эта относительная. Баран ведь тоже живое существо.

Денису эти разговоры за спиной нравились все меньше. Что-то совсем в ритуальные дебри полез Юрий со своими лекциями по истории Древнего мира. Вспомнился сразу тот бред про жертвенного агнца, который нес ночью Вадим Сергеевич. А он ведь тоже сейчас Юрия слышит. Перемкнет в голове что-нибудь, увяжет он свои мысли про принесенную в жертву жену с рассказами про древние языческие святилища. Мужик и так не в себе немного, кто знает, чего он еще может нафантазировать с горя?

Ирина, до того мрачно молчавшая, спросила вдруг:

– А когда же ты успел разглядеть все эти рисунки и святилища, если в Город духов мы не ходили?

– Я там раньше бывал, – ответил Юрий, заметно смутившись.

– Это когда же, интересно?

– Последний раз в марте. А до этого еще в прошлом году дважды был.

– Вот как, – Ирина остановилась и уставилась на мужа белыми от ярости глазами. – Какие неожиданные подробности я узнаю. Ты, оказывается, на экскурсии ездишь, а я почему-то не в курсе.

– Ира, не заводись, – поморщился Юрий. – Тебе эти экскурсии все равно неинтересны, ты бы и не поехала, тем более весной, когда еще снег толком не сошел. А я в командировке был, так что вполне мог себе позволить прокатиться за двести километров на, как ты выражаешься, экскурсию.

Разгорался семейный скандал. Всем стало неловко, кроме Кости. Тот будто и не замечал родительской перепалки. А может, слышал и не такое, и не особенно пугался. Серега попытался отвлечь на себя внимание.

– Юр, а ты историк, что ли?

– Да нет, – грустно улыбнулся тот. – Это я в юности увлекался археологией. На раскопки даже ездил. Хотел на исторический поступать, да вот не сложилось…

– А кто ты по образованию?

– Химик, – ответил Юрий, глядя в сторону. Словно стеснялся.

Серега посмотрел на неудавшегося археолога с интересом.

* * *

Зря он, конечно, затеял этот разговор. Только хуже сделал, разбередил душу. Ведь сколько раз сам себе обещал, что не будет больше копаться в прошлом, не будет «разбирать старые коробки». И снова сорвался, поддался расспросам молоденькой девчонки с искренним интересом в глазах. Поверил на секунду, что кому-то интересно то, что он бережно хранит в дальних уголках души вот уже много лет.

Разбирать старые коробки – так Юрий Лебедев называл любое копание в прошлом, своем ли, чужом ли – не важно. Изучать можно прошлое целых народов, а вот мелкие подробности прежней жизни каждого отдельного человека лучше не узнавать. Любого человека нужно воспринимать только как сиюминутное явление, не копаясь в прошлом и не задумываясь о будущем. Вот каким ты его увидел, такой он и есть. А кто он на самом деле – не важно. Всей правды о нем ты не узнаешь, каждый рассказывает о себе то, что хочет рассказать. Лепит собственный образ заново для каждого нового слушателя. Так стоит ли слушать, если все сказанное – заведомая ложь? Или тщательно отсортированная правда, что, в сущности, одно и то же.

Дернул его черт тогда полезть в эти старые коробки! Не фигуральные, а вполне реальные, серые от пыли, коробки из толстого картона, которые он вытащил с антресолей в родительской квартире, уговорив наконец мать на ремонт. Надо было выбросить все это барахло, не открывая. А он полез, поддался археологическому зуду, стал разбирать все эти бумажки, ленточки, сувенирные безделушки – обрывки и ошметки прошлого, которое не стоило ворошить.

Фотографии лежали в черном светонепроницаемом пакете. В таких раньше продавали фотобумагу. Снаружи обычная бумажная упаковка, а внутри вот такой вот плотный пакет. Как кусочек черной дыры – в себя ничего не пропускает и из себя тоже. Абсолютная темнота, конец всего сущего.