– И она многого достигла?

– Пожалуй.

Рафаэлла опустила голову.

– Иногда мне хочется тоже чего-то достичь.Единственное, с чем я, наверное, хорошо бы справилась, не было мне дано, а всепрочее… ну… ни на что я не гожусь.

– Ты рассказываешь детям сказки. Она уныло улыбнулась:

– Едва ли это жизненно важное занятие.

Он, поглядывая на нее, вспомнил, что сказала его мать.

– Почему бы тебе не записать свои сказки? Ты могла бысочинять книги для детей, Рафаэлла. – Ее глаза заблестели, когда онавыслушала этот совет, Алекс же приник к ней, заключил ее в объятия. –Надеюсь, ты поняла, что, если никогда ничегошеньки не будешь делать, кроме каклюбить меня, этого одного достаточно…

– Ой ли? Не покажется это тебе нудным? – Онавыглядела вправду озабоченной.

– Никогда. Даже смешно. Всю жизнь окружают меня женщинычестолюбивые, занятые своей профессией, своей карьерой. Не думал, что смогупонять ту, которая от них отличается. И вдруг осознал, что постоянно ждал такуюженщину, как ты. Не хочу борьбы и соревнования, не хочу состязаться, кто большезарабатывает. Хочу быть самим собой, быть с кем-то, о ком стану заботиться, ктосердечен, добр, умеет сочувствовать, с кем приятно вдвоем. – Он уткнулсяей в шею. – Смотри-ка, описание вполне подходит тебе.

Она долго смотрела на него, потом склонила набок голову.

– Знаешь, что удивительно? В эту минуту япочувствовала: вот где жизнь для меня. Здесь, с тобой. Будто ничего иного и несуществовало, будто в действительности я в Сан-Франциско и не жила. Не странноли?

Вид у нее был озадаченный. Алекс нежно коснулся ее лица,прежде чем поцеловать Рафаэллу в губы. А потом отстранился от нее с едвазаметной улыбкой.

– Нет. По-настоящему я вовсе не нахожу этостранным. – И он стал жадно целовать ее, а она нежно касалась его тела.

Еще не отзвучал голос стюардессы, объявлявшей о посадке вСан-Франциско, а чувство подавленности уже охватывало Алекса. Два дня вдвоемони провели просто замечательно. Вчера сходили поужинать, потом – послушатьБобби Шорта, как еще прежде предлагал Алекс. Потом она вновь отдавалась ему.После чего они уселись и проговорили почти до четырех утра. Затем лежали бок обок, по очереди рассказывали о своей жизни. Когда воскресным утром всталосолнце, она знала все про Рэчел, про его мать и его сестру. Ему рассказала освоем отце, о Жюльене – своем брате, погибшем в возрасте шестнадцати лет вовремя игры в поло, о своем супружестве с Джоном Генри – от начала и доныне.Словно они издавна были вместе, издавна именно это было задумано. А теперь –возвращаются в Сан-Франциско, и он должен позволить ей удалиться, по крайнеймере, на какой-то срок. Ему же останется утешаться тем коротким временем,которое она смогла провести с ним, ускользнув от другой своей жизни в домемужа. Во всяком случае, это они обсуждали минувшей ночью.

– О чем думаешь? Вид у тебя ужасно важный.

Он нежно смотрел на нее, пока близилась посадка. Без трудазаключил, что Рафаэлле так же грустно, как и ему. Дни, проведенные вместе,казались бесконечными, словно целая жизнь, а теперь все вновь готовоперемениться.

– Самочувствие в порядке?

Она печально взглянула на него и утвердительно кивнула.

– Я вот думала…

– О чем?

– О нас. Как все повернется.

– Все будет в порядке. – Он говорил ей в самоеухо, тихая доверительная речь Алекса приводила ее в трепет, но она покачалаголовой:

– Нет, не будет.

Он взял ее руку в свою и не выпускал, ловя взгляд и вдругогорчась тому, что в нем прочел. Он подозревал, что ее опять гложет чувствовины, но этого следовало ожидать, ведь они снижаются, сейчас приземлятся. Здесьей сложнее будет отодвинуть в сторону свои обязательства. Да по сути, особо-тоне надо стараться. В ее жизни хватит места обоим мужчинам.

– Алекс, – сбивчиво проговорила она. – Я такне смогу. – Когда их взгляды встретились, ее глаза были полны слез.

– То есть?

Он попытался унять тревогу и сохранить хотя бы внешнююневозмутимость после сказанного ею.

– Не смогу.

– А тебе ничего и не надо делать, лишь передохнуть.

Он произнес это в лучшей своей профессиональной манере, ноэто, кажется, не утешило ее. Слезы катились по щекам, сбегали вниз, падали наих сцепленные руки.

– Мы все преодолеем по ходу дела.

Однако она снова не согласилась, сказала едва слышно:

– Нет… Я была не права… не смогу я, Алекс… здесь. Водном городе… с ним. Это нехорошо.

– Рафаэлла, подожди… дай срок, привыкнешь.

– К чему? – Она враз рассердилась. –Предавать своего мужа?

– Разве это так?

Она не могла успокоиться, ее взгляд молил о понимании.

– Что мне делать?

– Ждать. Старайся беречь радость, которая нам выпала.Будь честной по отношению к нему и к себе. Вот чего я желаю всем нам… –Она тихо покачала головой, он изо всей силы сжал ее руку. – Попробуешь?

Прошла вечность, пока Рафаэлла ответила:

– Постараюсь.

Через минуту самолет приземлился, а когда застыл на стоянке,показались две стюардессы, одна из них несла ее меховое пальто, и Рафаэлла спокойноподнялась, надела его и, не подав виду, что человек, сидевший с ней рядом,имеет к ней хоть какое-то отношение, забрала свою дорожную сумку, застегнулапальто, затем поклонилась. Одними глазами сказала «Я тебя люблю», прошла мимо иисчезла в хвостовом люке самолета, как это происходило и прежде. Выход сразузаперли за ее спиной, и Алекс ощутил, как его засасывает одиночество. Емупоказалось, что все дорогое ему отнято, и на него нахлынула волна испуга. Вдругон никогда больше не увидит ее?

Алекс старался овладеть собой, пока ждал в толпе своейочереди на выход, потом подошел к багажному отсеку получить свой саквояж.Обратил при этом внимание на длинный черный лимузин, поджидающий у оградыаэровокзала, на шофера, стоявшего еще здесь за ее багажом. Алекс быстро покинулбагажный отсек с вещами в руках и остановился на секунду, всмотрелся в чернуюмашину. Блики яркого света в окне скрывали Рафаэллу, делали невидимой, но он немог заставить себя уйти, и она словно почуяла это – одно из боковых стекол медленноопустилось. Она жадно взглянула на Алекса, мечтая вновь хоть мимолетноприкоснуться к нему. Их глаза встретились на бесконечный миг, и тут будтосолнце заново взошло для них, он ласково ей улыбнулся и, повернувшись, двинулсяк автостоянке. В душе он прошептал: «До завтра», – а хотел, чтобы встречапроизошла нынешним вечером.