– Алекс… Я бы хотела… Я не против. Но не смогу.

Она и так совершила сегодня вечером трудный шаг. И еще неготова на большее. Нельзя же внезапно оставить Джона Генри.

Он медленно кивнул:

– Я понимаю.

И обернулся к той женщине, которая принадлежала не ему, адругому, но которую он так полюбил.

– Наверно, пробуду там некоторое время.

В свою очередь, кивнула она. Ей безумно хотелось отправитьсяс ним, но обоим было ясно, что этого она не сможет сделать. Ей оставалосьприжимать его к себе, утешая:

– Мне жаль, Алекс.

– И мне. – Он несколько пришел в себя. –Сестрицу мою высечь надо за то, как она следила за своей дочкой.

– Ее ли это вина? – Рафаэлла была поражена.

– Отчего девочка была одна? Есть у нее мать, чертвозьми? И где был отец?.. – Алекс вновь разрыдался, Рафаэлла обняла его сновой силой.

Трижды за ночь они звонили в больницу, и Аманда находиласьпо-прежнему в критическом состоянии. Оба были в полном изнеможении, но Рафаэллаеще помогла ему уложить вещи. Они долго сидели и беседовали, уставясь на огонь.Алекс вспоминал, какой была Аманда в раннем детстве. И Рафаэлле стало ясно, какон любит свою племянницу и как ему горько, что издавна у родителей ненаходилось времени ею заниматься.

– Алекс… – обратилась она к нему взадумчивости. – Почему бы не перевезти ее сюда, когда ей станет лучше?

– Сюда, в Сан-Франциско? – поразился он. –Как мне удастся это сделать? Я не готов… не готовился… – Добавил совздохом: – Целыми днями в конторе. Дел полно.

– И у ее матери тоже, а разница в том, что ты любишьАманду.

Рафаэлла мягко улыбнулась, и ему подумалось, что никогда принем не выглядела она такой красивой, как сейчас.

– Когда погиб мой брат, а мать вернулась вСанта-Эухению к своим сестрам, мы с отцом остались вдвоем. – Мысли еененадолго обратились в прошлое. – Думаю, мы принесли немалую пользу другдругу.

Алекс, выслушав ее, задумался.

– Я сомневаюсь, что родители позволят мне увезти еесюда от них.

Рафаэлла начала успокаивать его:

– После того, что произошло, им ли выбирать? Разве нетих вины в том, что мало заботились о дочери, что позволяли ей туда ходить, да ивообще знали ли они, где она бывает?

Он ничего не сказал, лишь согласно кивнул. Как раз о том жедумал он этой ночью. Во всем винил сестру. И ее безумные амбиции, с давних порзаслонившие ей все прочее.

– Я обдумаю это – Потом пристально взглянул на нее.

– Мы ведь можем подготовить для нее третий этаж,правда?

Она усмехнулась:

– Да, мы можем. Я спокойно смогу устроить все занесколько дней. Однако, Алекс…

В глазах ее был невысказанный вопрос, и на сей разусмехнулся Алекс:

– Она тебя полюбит. В тебе есть все, в чем отказывалаей родная мать.

– Но матери, Алекс, такое может не понравиться. В концеконцов, я… не… – отрывисто и нервно говорила она, но он возразил:

– Что? Какое это имеет для нас значение? Она несогласилась:

– А для других, для тех, кто важен для Кэ, этопокажется неприемлемым.

– Ничего не желаю знать! – резко ответил Алекс.При этом он пронзительно посмотрел на Рафаэллу, рассуждая о своих родственникахи о поездке в Нью-Йорк: – Хотелось бы, чтоб ты отправилась со мной.

Он заговорил об этом вновь, глядя, как она одевается, чтобыидти домой, теперь он повторил это в последний раз, шепотом, когда онаприготовилась оставить его и пройти в одиночестве последний квартал, отделяющийее от дома.

В утренней дымке ее глаза блеснули, впрочем, Рафаэллепоказалось, что и глаза Алекса увлажнились. Они оба думали об Аманде, сберегаяее живой в мыслях и в беседах, устремляясь душой к девочке, лежавшей избитой иуниженной в далеком Нью-Йорке. Но не об Аманде думала Рафаэлла, вновь целуяАлекса и касаясь на прощание его щеки.

– Мне бы тоже следовало поехать.

Вновь ощутила она всю жестокость обстоятельств, вес и грузобязанностей, которые должна выполнять по отношению к Джону Генри. Но теперьРафаэлла благодарила судьбу, что в ее жизнь вернулся Алекс и можно делить с нимхоть ночь. Об одном она действительно сожалела – что не может быть ему помощницейв нелегкой поездке в Нью-Йорк.

– Ты там справишься?

Он кивнул, но невесело. Справится. А вот как Аманда? Онирешили поселить ее в Сан-Франциско, но останется ли она в живых? Эта мысльпронзила обоих в тот момент, когда Рафаэлла ласково касалась губами его глаз.

– Можно, я позвоню тебе?

Он кивнул, заулыбавшись. Оба понимали, как многопеременилось в их отношениях с начала этого вечера. Вместе они совершили этотшаг, рука об руку.

– Я думаю остановиться у матери.

– Передай ей мой самый нежный привет. – Их глазавстретились, и она в последний раз поцеловала его. – И не забывай, каксильно я тебя люблю.

Долгим и крепким был его поцелуй, и вот она уходит, на этотраз окончательно. Пролетит минута-другая, хлопнет тяжелая дубовая дверь, иАлекс заспешит домой, чтобы, ополоснувшись и одевшись, отбыть в семь ноль-нольрейсом до Нью-Йорка.

Шарлотта Брэндон нервничала, поджидая его в больничномвестибюле, поглядывая на конторку регистратуры и на автоматы по продаже конфети кофе. Алекс ушел наверх, на первую встречу с Амандой. Самые свежие сведения,которые он получил, позвонив из «Карлейля», были таковы: ей стало лучше,подавленность чуть ослабела, но боли не исчезли. Посещения противопоказаны, нораз уж Алекс прибыл издалека ради свидания, его допустят в отделениеинтенсивной терапии в ближайший час, минут на пять или десять, но не более.

Итак, Алекс скрылся в лифте, а его мать неподвижно сидела,поглядывая на проходивших мимо незнакомых людей, спешивших войти или выйти известибюля, несущих цветы, подарки, пакеты с тапочками и пижамами. Дваждызаметила она женщин на сносях, вошедших неуклюже, с напрягшимся лицом, каждаявцепилась в руку мужа, а у того в другой руке была сумочка с туалетнымипринадлежностями. Шарлотта с нежностью вспомнила подобные моменты собственнойжизни, но сейчас ощущала себя старой и усталой, думать могла только о своейвнучке, что лежит этажом выше. А Кэ до сих пор к ней не явилась. Еще черезнесколько часов она должна прилететь из Вашингтона. Джордж заходил, конечно, нолишь изучал клинические данные, расспрашивал дежурного врача и медсестер, адевочку мало чем поддержал.

В нынешних обстоятельствах Джордж плохо выполнял роль отца.Не мог положительно влиять на самочувствие своей дочери.