Но что случилось с этими драгоценными книгами майя в дальнейшем? Одна из них оказалась в Дрездене. В 1739 году Иоганн Христиан Гётце, директор Королевской библиотеки Саксонии, приобрел в частной коллекции в Вене необычную книгу [14]. Она была закаталогизирована в 1744 году, но оставалась неизвестной до 1796 года, когда в Лейпциге была опубликована немного странная, но очаровательная пятитомная работа «Описание и история стиля высших народов» некоего барона Йозефа Фридриха фон Ракница [15]. Барон работал в Дрездене в качестве постановщика театральных и прочих представлений для курфюрста Саксонии и даже изобрел для своего королевского покровителя шахматный автомат. Его «Описание…» – это, в основном, работа по сравнительной истории декоративного и интерьерного искусства, содержавшая изображения комнат в совершенно разных стилях – от помпейского до «таитянского».

Когда мой друг Филипп Хофер в начале 1960-х показал мне этот раритет в Гарвардской библиотеке Хоутона, меня сразу же привлекла иллюстрация с изображением комнаты «в мексиканском стиле», поскольку на ее стенах и потолке были изображены мотивы, взятые напрямую из Дрезденского кодекса, величайшей из четырех сохранившихся рукописей майя: зритель видит богов с головами животных, числа, записанные при помощи точек и палочек, и майяских змей. Могу только гадать, набрался ли кто-нибудь смелости два столетия назад так декорировать комнату!

Но хотя эксцентричный фон Ракниц и выпустил первое изображение из Дрезденской рукописи, полет его фантазии не имел никаких последствий для научного мира.

По-другому сложилась ситуация с немецким путешественником и исследователем Александром фон Гумбольдтом, чей прекрасный атлас «Виды Кордильер и памятников коренных народов Америки» вышел в 1810 году [16]. Среди 69 его великолепных иллюстраций была одна, во всех деталях воспроизводившая пять страниц из Дрезденского кодекса. Это была не только первая, пусть и урезанная публикация майяской рукописи, но и первый случай, когда иероглифический текст майя был напечатан точно.

Надо сказать, что страницы из Дрезденского кодекса были воспроизведены не совсем по порядку: приведены три из пяти страниц с таблицами движения Венеры, страница же 49, которая должна следовать за 48-й, опущена. Но, по крайней мере, это было тем, во что ученые могли бы вцепиться зубами. И тем не менее пройдет еще семьдесят лет, прежде чем кто-нибудь сможет придать осмысленность рукописи из семидесяти четырех страниц.

В первой половине XIX века американистика была переполнена эксцентричными личностями – жесткая академическая метла еще не вымела из науки любителей древностей с их необузданным поисковым энтузиазмом. Среди них был уже упомянутый нами Эдвард Кинг, виконт Кингсборо, ирландский дворянин, одержимый идеей, что Новый Свет заселили древние евреи. Чтобы доказать свою точку зрения, он опубликовал серию массивных фолиантов «Древности Мексики» [17]. Это не просто фолианты, а своего рода тома-мастодонты: по словам Джорджа Стюарта, каждый весит от 9 до 18 кг. Всего вышло девять томов, последние два были выпущены в 1848 году. К тому времени самого Кингсборо не было на свете уже одиннадцать лет: по милости своего дорогостоящего хобби он обанкротился и скончался в долговой тюрьме.

Чтобы проиллюстрировать первые четыре из своих томов, Кингсборо нанял уроженца Кремоны художника Агостино Альо, предложив ему сделать акварельные копии всех доиспанских кодексов, хранившихся в библиотеках Европы. Кандидатура была прекрасная: Альо был хорошо известен в Англии своими декорациями и фресками в церквях, загородных домах и театрах (он занимался декорациями для театра Друри-Лейн) и считался очень компетентным акварелистом. В 1829 и 1830 годах были выпущены первые семь томов, один из которых содержал полный Дрезденский кодекс в точном воспроизведении.

Тогда почему же какой-нибудь новый Шампольон не начал работать над письменностью майя? Вероятно, отчасти потому, что «Древности Мексики» были чрезвычайно редки, как и сегодня. Например, в 1843 году американский путешественник и газетчик Бенджамин М. Норман утверждал, что во всех Соединенных Штатах их был только один экземпляр [18]. Кроме того, информация Диего де Ланды о днях и месяцах майя, столь важных для понимания Дрезденского кодекса, не была опубликована до 1863 года.

Еще одна эксцентричная фигура в истории майянистики – Константин Сэмюэл Рафинеск-Шмальц (1783–1840), одна из тех личностей, по поводу которых не было, нет и никогда не будет согласия [19]. Даже те, кто хорошо его знал, не могли договориться, как он выглядел: был ли высоким или низким, лысым или с густой шевелюрой, тучным или худым и так далее. Его единственный портрет появляется на гравированном фронтисписе его «Анализа природы», изданном в 1815 году в Палермо (Сицилия); на портрете – загорелый маленький человечек с темными волосами, зачесанными на лоб в соответствии с модой того времени.

Рафинеск родился в семье француза и немки в турецкой Галате – городе, что отделялся проливом Золотой Рог от Константинополя. Он рано проявил себя как знаток классических языков и натуралист. В 1802 году Рафинеск приехал в Соединенные Штаты и в 1805 году вернулся в Европу с целой ботанической коллекцией. Следующие десять лет он провел на Сицилии, изучая средиземноморских рыб и моллюсков; его вклад в эту область естествознания весьма значителен. Затем он вернулся в Соединенные Штаты, где и провел остаток жизни. Умер в Филадельфии, бедняком, настолько увязшим в долгах, что арендодатель пытался продать его труп медицинскому училищу, чтобы погасить арендную плату.

С наивным энтузиазмом, который был свойствен и юным Соединенным Штатам, Рафинеск пробовал свои силы во всем. Вот его собственная оценка себя:

Мошенник? Так думают некоторые мои коллеги-антропологи и отказываются считать подлинным открытый Рафинеском «Валам-Олум» – историю творения мира и миграций североамериканских индейцев делаваров, которую, как Рафинеск утверждал, он скопировал с оригинальных племенных записей на бересте [20]. Но не так думают те, кто знает его зоологические и ботанические работы: Рафинеск открыл и описал множество новых видов живых организмов и додумался до дарвиновской теории эволюции задолго до дарвиновского «Происхождения видов».

Именно Джорджу Стюарту, археологическому редактору «National Geographic», мы обязаны признанием новаторства Рафинеска в дешифровке письменности майя. И, в отличие от мюнхаузеновских фантазий Вальдека, работа Рафинеска заслуживает серьезного внимания.

Но сначала рассмотрим данные, которые были доступны Рафинеску с 1827 года, когда он отправил письмо в газету «Saturday Evening Post», и до 1832 года, когда он уже глубоко интересовался этим вопросом.