Единственной относительно достоверной публикацией монументальных надписей майя, были рисунки Альмендариса в отчете дель Рио 1822 года, переработанные Вальдеком. Если взглянуть внимательнее на их версию рельефа на панели Храма Креста из Паленке и сравнить ее с современным изображением, можно увидеть, насколько неудачна версия Альмендариса. Во-первых, иероглифы в вертикальных столбцах по обеим сторонам сцены выбраны случайным образом и в произвольном порядке из гораздо более пространного текста. Во-вторых, они так по-детски и небрежно нарисованы, что даже сегодня нужна немалая интуиция, чтобы угадать, как могли выглядеть оригиналы. По такого рода публикациям и гений не смог бы добиться значительных успехов в дешифровке, даже Шампольон, современник Рафинеска.

Сравним эту печальную ситуацию с тем, что было доступно Шампольону к 1822 году, когда он написал свое знаменитое «Письмо господину Дасье». С 1809 года французская научная группа, сопровождавшая Наполеона в Египте, начала публиковать масштабное «Описание Египта» с превосходными и точными иллюстрациями, незаменимыми для молодого дешифровщика. Ничего подобного не появилось в области исследований майя до конца века. Даже гравюры Кирхера, изображающие египетские обелиски Рима, превосходили тот жалкий объем информации по майя, что был доступен Рафинеску.

С Дрезденским кодексом дела обстояли ненамного лучше. Рафинеску были известны иллюстрации пяти страниц кодекса в атласе Гумбольдта, и это дало ему некоторые идеи, но, вероятно, он не был знаком с полной версией рукописи в издании Кингсборо.

Первопроходец в деле платных публикаций, Рафинеск имел собственное периодическое издание «Атлантический журнал и Друг знания», которое заполнял статьями собственного сочинения по всем областям науки. Его «Первое письмо мистеру Шампольону», где Рафинеск делился своими идеями о письменности майя, появилось в 1832 году в самом первом выпуске журнала, а в следующем выпуске читатели могли найти его «Второе письмо»; он намеревался написать и третье, но известие о смерти Шампольона помешало этому [21]. Сам факт, что Рафинеск знал о великих египтологических достижениях, свершавшихся по другую сторону Атлантики, и одобрял их, несмотря на то, что они были еще не общепризнаны научным миром, доказывает, что он вовсе не был обросшим мхом консерватором. И именно то, о чем он писал во «Втором письме», современные майянисты и считают просто поразительным для того времени.

Прежде всего Рафинеск охарактеризовал иероглифы Отулума (Паленке), проиллюстрированные в отчете дель Рио, как совершенно новый вид письменности, в корне отличающейся от той, что была известна по мексиканским (то есть не майяским) рукописям, и затем перешел к следующим выводам:

«Помимо этого монументального алфавита, у той же нации, что построила Отулум, был демотический алфавит, принадлежащий моей 8-й серии, который был найден в Гватимале[61]и на Юкатане во время испанского завоевания. Его образчик был приведен Гумбольдтом в его “Aмериканских исследованиях” (иллюстрация 45) из Дрезденской библиотеки и считался гватимальским, а не мексиканским, поскольку совершенно не похож на мексиканские рисуночные манускрипты. Эта страница демотической [рукописи] содержит буквы и цифры, представленные штрихами, обозначающими 5, и точками, обозначающими единицы, так как число точек никогда не превышают 4. Это очень похоже на монументальные цифры.

Слова гораздо менее красивы, чем монументальные иероглифы; они выглядят как неуклюжие символы в рядах, образованных неправильными волнистыми толстыми линями, содержащими внутри почти такие же буквы, что и на монументах, [начертанные] тонкими линиями. Вполне возможно дешифровать некоторые из этих рукописей на бумаге метль, поскольку они написаны на языках, на которых говорят до сих пор, и эта письменность была вполне известна в Центральной Америке еще 200 лет назад. Если это будет сделано, это будет лучшим ключом к монументальным надписям» [22].

Снимаю перед Рафинеском шляпу. Вот чего он достиг, используя лишь отрывочные и малообещающие данные:

1) он разглядел, что надписи Паленке и иероглифы Дрезденского кодекса представляют одну и ту же письменность;

2) был первым, кто понял смысл точек и палочек в системе счисления майя, опередив Брассёра де Бурбура более чем на три десятилетия;

3) предположил далее, что на языке, отраженном в этой письменности, до сих пор говорят майя Центральной Америки и, зная этот язык, можно будет дешифровать такие рукописи, как Дрезденский кодекс;

4) наконец, предсказал, что как только рукописи будут прочитаны, это случится и с монументальными надписями.

Рис. 17. Система счисления майя при помощи точек и палочек.

Перед глазами нашего героя был пример Шампольона. «В Египте коптский язык оказался настолько близким диалектом египетского, что позволил вам прочитать древнейшие иероглифы. Среди древних диалектов Чьяпы, Юкатана и Гватималы мы найдем ветви древней речи Отулума», – утверждал Рафинеск. И кто бы не согласился с его пророческими словами: «Надписи также являются памятниками и представляют огромную ценность, даже если пока мы не можем их прочитать. Некоторые из них будут прочитаны в дальнейшем: ведь египетские, так долго считавшиеся необъяснимыми, наконец-то нашли переводчиков. Так же будет в будущем и с американскими» [23].

«После того, как президент доверил мне особую конфиденциальную миссию в Центральной Америке, в среду, 3 октября 1839 года, я поднялся на борт британского брига “Мэри Энн” в Хэмптоне, отплывающего в Гондурасский залив» [24]. Так чуть более ста семидесяти лет назад началось путешествие, которому суждено было открыть легендарное прошлое цивилизации майя. Имена Стефенса и Казервуда столь же неразрывно связаны в этом великом предприятии, как и имена Джонсона и Босуэлла[62], или Гилберта и Салливана[63], или Холмса и Ватсона: нельзя подумать об одном, не подумав о другом [25].

Джону Ллойду Стефенсу было тридцать четыре года, когда он вместе с художником Фредериком Казервудом отправился в морское путешествие в Белиз и далее. Стефенс был неудачливым юристом, стойким приверженцем демократической партии в Нью-Йорке и уже весьма успешным писателем-путешественником. Его «Путешествия по Египту, Петрской Аравии и Святой земле» (1837) высоко оценил Эдгар Аллан По, а гонорары принесли небольшое состояние[64]. После того как нью-йоркский книготорговец обратил его внимание на публикации о недавно обнаруженных руинах городов в Центральной Америке, Стефенс изучил все, что мог найти в книгах дель Рио, Галиндо, Гумбольдта и Дюпе, австро-французского офицера испанской армии, который провел значительные археологические исследования в Мексике в начале XIX века.