не развидеть. Он точно уверен, что именно это услышал. Некий господин со странным именем, кто бы он ни был, находился в городском центре, и с ним что-то произошло.

Ну, Николай как раз там проходил — и ничего странного не заметил.

— Сын, можно к тебе?

В свободном платье, мама прошла к столу. Не дожидаясь приглашения, села на стул рядом.

— Да, конечно, — пряча взгляд в свою чашку.

Женщина теребила серебряный крестик, оглядывалась. Достала свои «Прилуки» и зажигалку. Тряхнула головой, оправила волнистые тёмные локоны.

— Куришь? — пачку ему протянула.

— Давай, — плечами повёл.

Не то, чтобы он курил — так, пару раз бывало. С мамой за встречу можно.

— Рассказывай, — на спинку откинулась, опять закинула ногу за ногу. — Как учёба? Доволен жизнью? Нашёл подружку себе?

— Да как сказать, — тупил в поверхность стола. — Я ж тебе всё рассказывал. Каждую неделю общались.

— Та, — отмахнулась, — то всё телефоны твои. Вживую давай, — с хрипотцой, кашлянула. — Хоть посмотрю на тебя, полюбуюсь. — Чего тебе хочется?

— Чтобы меня не трогали, — брякнул, но вполне честно.

— Все, или только некоторые? — стряхнула пепел на землю. Глядела на него исподлобья. — Чё, мамке тебя и обнять нельзя?

Тяжёлый вздох. Всё-таки — тоже решил затянуться — и тут же тяжело выдохнул, кашлем зашёлся. Какие они, блин, тяжёлые.

— Ничо, — опять махнула рукой, — привыкнешь, попустит.

Новый глоток помог сбавить жжение. А сигарета тут же отброшена. Выкинул, затушил носком шлёпанца.

Женщина всё это время наблюдала за действиями сына. Смотрела на него расслабленно, ожидающе.

— Так, это, ответишь?

— Ну… Тебе — можно, — неуверенно.

— Та улыбнись ты, — легонько его толкнула, — чего ты как не родной?

«Она настолько переменилась?..»

— А кто такой Господин Здравствуйте? — решил сменить тему.

— А кто такой Господин Здравствуйте? — удивлённо, даже бровь поднялась.

— По радио же передавали. Не слышала?

— Вообще впервые! — головой замотала. — Не знаю такого. С приветом — да, тут много кого. Того же Митяева вспомни. Ну, у которого старая умерла, и он заулыбался, теперь гуляет. А вот чтоб так по новостям называли — вообще ни разу.

— Ла-а-адно, — протянул и смирился.

«Возможно, она не слышала. Но если в новостях говорили, да ещё так, будто не в первый раз — ну, ведь не могла же не слышать!»

— Ты б погулять сходил. Посидеть-то ещё успеешь. На стадион пройдись, к школе. Или к морю. Ты ведь любил море. Не разлюбил ещё? Мне оставить тебя, да? — поджав губы, видя, что сын как-то вяло на неё реагирует.

— Да, наверное, — почти-извиняясь. — Я… Я ещё хочу сам побыть.

— Ну, как знаешь, — затушила окурок о поверхность стола. Поднялась, оправила подолы платья, направилась к дому.

— Знаю, — осушил чашку последним глотком.

Всё хорошо, но: он ненавидел смесь лимона, мёда. воды и сахара. Не до тошноты, просто терпеть не мог этот вкус. Какао. Только растворимый «Несквик» или просто вода. И Митяева он тоже не помнил. И ни при каких обстоятельствах его родная мать не стала бы предлагать сыну проведать отца.

Вокруг творилась какая-то несусветная дичь. То пустующие, то людные улочки. Странные рандомные фразы, которые перекрывали музыку в плеере. Ещё и радио.

Всё слишком «как дома» — и в то же время всё по-другому. А ещё он позволил себе выделить время на сон, и сейчас по факту должен быть счастлив уже тому, что вообще всё ещё жив.

***

Будь в этом месте Интернет, следующим действием Николая было бы «вылезти на крипи-треды». Но Сети, походу, в этом месте нет и, по всем канонам, быть, как бы, не должно. Нет, он не обязан объяснять себе, каким образом сделал подобные выводы.

Но дичь началась ещё на вокзале, с вывески станции — и продолжалась вплоть до настоящего момента.

Статуи — ассоциации, навеянные треком, которые слушал. Дальше — переулок между двух длинных высоток — и внезапный выход на проезжую часть.

Потом, собственно, поведение матери.

И странные радионовости.

«Это — всё, что дано, — размышлял Коля в спальной, спешно собирая рюкзак». Сумка — там слишком много, взять только самое важное, и что не замедлит ход.

Что куда важнее — понимание необычности ситуации вообще не давало парню ни малейших инструкций к действию. Всё, что он точно знал на данный момент:

Лжемать пока что не агрессивна.

Его «дом» не пытался его убить. Опять же, только пока что.

Место — Околица — чем бы оно ни являлось, умеет мимикрировать и подстраиваться. И, скорее всего, есть как статичные персонажи, так и, возможно, другие живые люди.

Парень выдохнул, сел на постель, схватился за голову.

Что он несёт? Это может быть очередной приступ. Ведь уже пятый час дня, а он колёса не принял. Его вполне могло крыть: расслоение реальностей ведь и раньше накатывало.

Приставил ладони к губам и шумно выдохнул, откинулся на подушку.

Ладно. У него был железный способ проверить свои теории. Для этого достаточно спросить у «матери» ровно один вопрос.

***

Женщина в неподвязанном халате всё так же сидела на кухне, смотрела всю ту же программу.

Николай вышел в коридор, поправил рюкзак, откашлялся.

Сидевшая даже не поправляла одежду, повернулась к сыну, совсем открытая, обнажая впалый живот и обвислую грудь.

— Мам, — кусая губы, осторожно вёл Коля. — Ты сказала, что папа скучает. А где он сейчас? Хочу навестить его.

Мысленно на этих словах парень зажмурился, стиснул кулаки. Произойти могло решительно всё, что угодно. Но он точно знал единственный верный ответ.

Та аж к спинке кресла откинулась, окинула сына с нескрываемым удивлением.

— Ты ба! — всплеснула руками, — от дура старая! Ты меня слушай больше, я всякое ляпнуть могу.

Лиза

Я люблю изменённость сознания.

Она приходит, когда ты не спишь. Ну, когда совсем-совсем не спишь, до тех пор, пока тебя основательно не вырубит само по себе. В таком режиме я провела последние два дня — и всё ещё не сплю перед завтрашней утренней сменой.

Вообще, наверное, данная запись — это привет из прошлого и, возможно, могла бы предварять что-то, а не закрывать случившееся. Я не знаю, в Околице время — такой же социальный