же моя любимица, но та пребывала в ворчливом настроении. Сказала, что дамы всю ночь напролет трезвонили в свои звонки. В палату влезли какие-то ночные твари, как минимум две лисицы, шныряли вокруг и рылись в ее корсетах.

Я сказала, что ей, должно быть, приснилось, но и мисс Бойд приснился в точности такой же сон, и я не могла отрицать, что в помещении стоял мерзкий запах, а французское окно было широко распахнуто.

Я решила, что ненавижу ночные дежурства. Мне годятся только дневные, когда рядом есть другие люди и ничего дурного не может случиться.

13

Дутые буквы

В мою следующую дневную смену Матрона – которая была главной вообще-то – сбежала на сельскохозяйственную выставку с выздоравливающим пациентом мистером Даллингтоном, оставив на дежурстве только нас с Мирандой, а для срочных вызовов – Салли-Энн, устроившуюся с ломтиками огурца на лице перед телевизором.

Во второй части дежурства, около семи вечера, я готовила ко сну пациентов из комнат наверху – главным образом помогая леди Бриггс, у которой расческа запуталась в волосах, – а колокольчики внизу трезвонили как ненормальные. Я поначалу не обращала на них внимания, но в конце концов пришлось спуститься и проверить, в чем там дело. В дамской спальне царил полный хаос. Мисс Миллз забыли на кресле-туалете – по ее словам, сидит уже больше часа, – она вопила, что горшок врезался ей в ягодицы и она умирает. У нее половина внутренностей уже вывалилась, утверждала она, так долго она там просидела, и вокруг уже мухи летают. Одни дамы успокаивали ее, другие пытались приподнять, а она колотила их ридикюлем.

Я позвонила, вызывая помощь, подождала. Позвонила еще раз, потом пошла сама искать помощников. Вокруг все будто вымерло. Хозяин либо спал, либо скончался на своей кушетке под звуки какого-то хорала из проигрывателя. Салли-Энн в ее комнате тоже не было. Миранду я, правда, выследила: она сидела в «датсуне» с Майком Ю и целовалась. Мешать им было слишком неловко. Справедливости ради, уже на дежурство должна была заступить ночная сестра, прошло минут тридцать, но обычно за это время ничего особенного не происходит.

Мисс Миллз была тяжелой и неповоротливой, но я решила в одиночку поднять ее с горшка. Конечно, я знала, что это против правил, однако понимала, что у меня попросту нет выбора. Я попыталась найти подмогу, даже сбегала в паб глянуть, свободен ли Гордон Бэнкс. Но он был занят – играл в дартс.

В свое оправдание могу сказать, что, сидя в кресле, закованная в корсеты, мисс Миллз казалась меньше и менее тяжелой, и надо было всего-то чуть приподнять, перемещая ее с кресла-туалета на кровать. Я поставила ширму, дождалась, пока остальные дамы улягутся, и прошептала мисс Миллз:

– Я сейчас пересажу вас на кровать.

Я еще пару раз позвонила в колокольчик, просто на всякий случай, подождала, но никто не появился. Я просунула руки ей под мышки.

– О, Фанни-Джейн, ты меня не поднимешь, – сказала она.

– Полагаю, раз у вас вывалилась половина внутренностей, у меня нет другого выхода, – ответила я.

– Ладно, Фанни-Джейн, – сказала она. – Но я чертовски тяжелая, не сорви спину.

Я глубоко вдохнула, наклонила ее чуть вперед, приподняла и немножко развернула, усадив задом на самый краешек кровати, и мы замерли так, пока я переводила дыхание. Я попыталась подвинуть ее поглубже на кровати, где безопаснее, но мешал ворс на покрывале.

Ее громадные панталоны заплелись вокруг лодыжек, а негнущиеся скрюченные ноги не давали сесть ровно. Это было как возиться с Экшен-Мэном или Синди – абсолютно не годится для реальной жизни.

– Просто шевельните задницей, если можете, – пропыхтела я.

– Не могу я ею шевельнуть, – сказала она. – Я парализована ниже талии.

А потом она завалилась вперед, ее лицо оказалось прямо перед моим, я удержала ее, но ноги мои заскользили, и мы обе рухнули на пол, и хотя я смягчила ее падение, она все равно здорово стукнулась; она не закричала и не заплакала, но я и так поняла.

Мы лежали на полу, мисс Миллз придавила меня, точно рестлер на арене, и тут она тихонько проговорила: «Ой, ой, помираю я, Фанни-Джейн», а я ответила: «Нет, у вас еще много лет впереди». И она прошептала, что хотела бы, чтоб я оказалась права, ей ужасно хочется увидеть еще хоть раз, как цветет лиловая сирень, почувствовать ее дивный аромат в вечернем воздухе.

И так невыносимо это прозвучало, что я решила, что она уже помирает, а лиловая сирень – предсмертные галлюцинации.

Я попыталась вылезти из-под нее, но тут она закричала, и я увидела, что нога у нее выгнулась под странным углом, как бы в другую сторону, и в голове у меня прозвучали слова из сотен телевизионных программ: «Не двигайте пациента».

– С вами все в порядке, сестра? – окликнула меня из дальнего угла спальни мисс Бойд.

– Да, благодарю, мисс Бойд, горячие напитки скоро подадут.

– Мне позвонить в колокольчик?

– Да, да, пожалуйста, это было бы прекрасно.

Я поняла, что не надо пытаться встать, поэтому дотянулась до провода звонка, подтащила его к себе и звонила, и звонила. Прижала палец к кнопке и слышала отдаленное звяканье от пульта в холле. Мы лежали так, казалось, несколько часов.

Мисс Миллз больше не кричала и не звала на помощь. Я бормотала успокаивающие слова, чтобы отвлечь ее, и ждала. Рассматривала спальню с новой точки зрения. Высокие металлические кровати на колесиках. Изнанка матрасов, заправленных простынями по-разному, некоторые туго и аккуратно, до упора, другие просто небрежно заткнуты. Я видела, как вафельное покрывало мисс Лоусон свисает с кровати, а в другой стороне видела засохший треугольник хлеба с джемом под тумбочкой мисс Миллз. Мисс Миллз тоже его увидела.

– Ооо, – с досадой сказала она. – Гляньте-ка, вот ведь криворукая старая развалина, уронила, наверное. Простите, сестра.

Я увидела, где под плинтусом заканчивается напольное покрытие, там была длинная трещина. Весь этот беспорядок встревожил меня. Я просунула в трещину палец и потянула линолеум; я тянула сильно, надорвала чуть больше и приподняла, рассматривая, что там под ним. А под ним была прекрасная плитка. Я, наверное, слегка помешалась, потому что захотела рассмотреть мозаику и отодрала еще больше. Мисс Миллз закатила глаза, и я подумала, что она умерла, но нет, она просто пыталась рассмотреть плитку и, как и я, обалдела.

– Вы только взгляните на этот пол, мисс Миллз, – сказала я. – И в Альгамбре не найдется прекраснее.

– Фанни-Джейн, – простонала она, – достань этот засохший кусок хлеба, который я туда уронила, мне так стыдно.

– Достану, как только нас поднимут, – пообещала