Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она вечно рассказывает родным и знакомым, какой я добрый мальчик. Добрый! Что это вообще значит? Не припомню, чтобы я когда-то вообще делал что-то доброе – добровольно выполнял работу или еще что. Ей просто больше нечем похвастаться, когда речь заходит обо мне, поэтому я и стал «добрым». Лучше тогда вообще меня не хвалить! Мне достаточно просто не быть хуже всех, я никогда не старался стать самым лучшим.
С самого моего детства мама вечно меня перехваливала – я рос уверенный, что я умный и спортивный. Но к третьему классу начальной школы понял, что она выдавала желаемое за действительное. Даже в нашем небольшом классе мне не удавалось выбиться в лидеры, как бы я ни старался. Повезло, что был хотя бы середнячком.
Мою единственную грамоту, полученную за третье место в конкурсе каллиграфии в начальной школе, мама вставила в рамку и повесила на стену в гостиной, чтобы демонстрировать всем гостям. Помню, я всего лишь написал слово «выборы» хираганой[39], а учитель похвалил меня, сказав, что почерк выглядит аккуратным.
После окончания начальной школы я не получал ни одной награды, поэтому мама и начала называть меня «добрым». Но больше меня злило то, что она начала писать письма с жалобами в мою среднюю школу. Я узнал об этом после окончания первых же четвертных контрольных.
Наша классная руководительница Моригути-сэнсэй объявила имена трех ребят, набравших больше всего баллов. Мы и так знали, что они лучшие ученики в классе, поэтому я, не испытывая негодования или зависти, порадовался за них и вместе со всеми похлопал. Я просто до них не дотягивал. На втором месте оказалась Мидзуки-тян, жившая по соседству, поэтому я рассказал об этом дома за ужином. Тогда мне показалось, что маме было абсолютно все равно.
Спустя несколько дней я случайно нашел в мусорном ведре ее недописанное письмо: должно быть, она где-то сделала ошибку и решила начать заново. Я прочел: «Сейчас как никогда очевидна необходимость отмечать и ценить каждого индивида за его личностные качества, поэтому я нахожу неприемлемым поведение некоторых учителей, позволяющих себе открыто выделять отдельных учеников за их заслуги в учебе, оглашая оценки перед всем классом».
Я сразу же понял, что это жалоба на Моригути-сэнсэй. Взяв письмо, я пошел прямиком на кухню и сказал маме:
– Не надо отправлять это в школу! Все решат, что я завидую, раз сам не могу так учиться.
Она ответила очень ласково:
– Почему же, Нао-кун? Ты здесь ни при чем. Мне просто не нравится идея открыто сообщать оценки. Отличники что, какие-то особенные? А как же человеческая доброта? Пусть учитель лучше поощряет другие качества! Например, похвалит ребят, хорошо сделавших уборку после уроков. Она так делает? Вот о чем я говорю.
Я был готов разреветься. Звучало это разумно, но она вряд ли написала бы такое письмо, будь я одним из тех трех отличников. Я понял, что разочаровал ее.
С тех пор каждый раз, когда мама называла меня «добрым», я чувствовал себя жалким.
Жалкое разочарование…
* * *
Послышался звук велосипедного звонка – мимо проехала моя одноклассница. Раньше она обязательно заговорила бы со мной или хотя бы поздоровалась. Я остановился и, быстро достав телефон из кармана брюк, сделал вид, что читаю сообщения, пару раз шмыгнул носом, а потом снова пошел.
Неожиданно кто-то довольно сильно толкнул меня в спину. Со мной поравнялся Ватанабэ-кун из моего класса.
– Эй, Ситамура-кун! Сегодня свободен? У меня есть классный фильм, хочешь тоже посмотреть?
Я удивился. Нас действительно посадили недалеко друг от друга в этом году, но с начала четверти мы, кажется, даже не заговаривали. До этого мы ходили в разные школы и ни разу не оставались вместе дежурить после уроков.
К тому же Ватанабэ-кун мне не нравился. Мы были слишком разными. Он не ходил на дополнительные занятия, но его оценки всегда были одними из лучших в классе, а летом он даже победил в каком-то большом конкурсе изобретений. Но дело было не в этом.
Ватанабэ-кун всегда и везде был один. Перед началом уроков и на переменах он постоянно читал какие-то серьезные книги, а после занятий сразу же уходил домой. В чем-то мы были похожи – я тоже обычно был один, но его, в отличие от меня, это ничуть не расстраивало, поэтому я злился.
Не сказал бы, что у него совсем не было друзей; он сам старался избегать людей. Будто не хотел проводить время с дураками. Именно это мне в нем и не нравилось! Я сразу вспоминал о дяде Кодзи.
Но остальным одноклассникам Ватанабэ-кун нравился, некоторые мальчишки брали с него пример. Были и те, кто старался к нему подлизаться, но не из-за учебы, а потому, что он нашел какой-то хитрый способ убрать размывающие пиксели[40] со взрослых видео. По крайней мере, так все говорили.
После этих слухов мне самому стало интересно посмотреть, что там, но я и думать не мог о том, чтобы впервые заговорить с ним и сразу же попросить его одолжить мне кассету.
И вот он сам заговорил со мной. С чего бы это?
– Почему я? – спросил я напрямую.
Возможно, он просто хотел надо мной подшутить. Кто-то из одноклассников мог спрятаться поблизости и наблюдать. Я огляделся, но не заметил никого подозрительного.
– Я давно хотел заговорить с тобой, Ситамура-кун, но все не знал как. Ты же совсем другой, я прямо завидую! – ответил Ватанабэ, смущенно улыбаясь. Кажется, я вообще впервые видел его улыбку.
Завидует? Быть не может, чтобы Ватанабэ завидовал мне. Скорее, все наоборот!
– Почему?
– Все думают, что я – зубрила, готовый на все ради оценок. Мне обидно, что все так считают.
– Правда? Я так не думаю, – ответил я.
– Это моя вина. То ли дело ты, Ситамура-кун, все делаешь по-своему… В первой четверти присмотрелся ко всем, а во второй уже показал, на что ты способен. И оценки улучшились!
– Разве что немного… до тебя мне еще далеко.
– Но ты крутой. Есть что еще показать!
Крутой? Я?! Раньше никто так про меня не говорил – ни мальчики, ни девочки, ни даже мама! Сердце бешено забилось, щеки покраснели.
Мои оценки действительно немного улучшились после каникул – все лето я ходил на дополнительные занятия; но сейчас снова отставал.