В умывальнике Егора уже ждали. Горбоносый встал у него за спиной, а спереди надавил взглядом широкорылый мужик с морщинистым лбом. Маленькие злобные глазки в узких впадинах под нависшими надбровьями, приплюснутый, сломанный в двух местах нос, сильно выступающий вперед подбородок. Здоровый мужик, плечи широкие, руки накачанные. Лет под сорок Биваку, а в его свите все молодые, самому старшему из «быков» максимум тридцать. А свита серьезная – парни крепкие на вид, суровые, взгляды такие же волчьи, как у вожака.

– Я слышал, ты у нас вором назвался, – пренебрежительно усмехнулся Бивак.

– Назвался, – кивнул Егор. – А затем и постанова от воров пришла. Каучук за меня подписался, Силантий, Верста.

– Не знаю ничего.

– Не знаешь. «Малява» у кума, он ее перехватил.

– Про «маляву» знаю, – скривил губы Бивак, – а про тебя – нет. Кто ты такой, откуда взялся…

– Из Возвышенска я. Бригадир в системе Леона. Наше движение весь город держит.

– Какое движение?! Что ты мне здесь втираешь?.. Здесь наше движение, мы здесь все решаем. А воры нам побоку, у нас тут свои правила.

– Кто сильней, тот и прав?

– А как еще по-другому? – удивился Бивак. – У кого сила, за тем и власть. А воры там, бандиты, мужики – без разницы…

– Это здесь без разницы. А на воле своя сила. Выйдешь на волю, а там братва. Вдруг за беспредел предъявят?

– За беспредел не предъявят, – ухмыльнулся баклан. – Могут конкретно за тебя предъявить, если ты реально в бандитском движении и воры реально за тебя вписались… А мне скоро на волю, что я скажу, если мне вдруг за тебя предъявят? Что?

– А есть, за что предъявлять? Пока все путем. Пока только слова.

– И дело будет. Аж по самые помидоры! Если с меня за тебя спросят, я знаю, что сказать. Вел ты себя неправильно, скажу. Братва на сход собиралась, скажу, и опустить тебя постановила. А кто за опущенного подпишется? Или ваша братва сплошь из петушни?

Егор медленно качал головой, исподлобья глядя на Бивака. Что там будет потом, это сейчас, по большому счету, никому не интересно. Будут леоновские за «петуха» подписываться или нет – это все станет ясно в будущем, а беспредел творится в настоящем. Сейчас Егора заломают, поставят в позу – по приговору майора Лесницкого, и жизнь закончится. Не будет будущего у Егора. И вряд ли кто за него спросит. Тот же Леон, если что, поверит Биваку или сделает вид, что поверил.

– Я не слышу ответа! – рыкнул Бивак.

– А подъедут – спросишь! – отрезал Егор.

– А подъедут?

– Пожуем-увидим.

– Если жевать будет чем, – хищно усмехнулся Бивак и выразительно глянул на горбоносого.

Егор понял, что значит этот знак. И еще он понимал, что приговор уже вынесен, и сейчас его будут приводить в исполнение. А это значит, что рассчитывать он может только на свои силы. И на свою решительность.

Он знал, где стоит горбоносый, и догадывался, как и куда тот может его ударить. И еще он заметил, что корпус у противника пока еще открыт. И точно, его локоть врезался в незащищенную упругость пресса. Со всей силы врезался.

Горбоносый громко крякнул, пропустив удар, но схватил Егора за ворот. Схватил, но удержать не смог. Егор метнулся вправо, орудуя телом как бульдозерным отвалом. Он сгреб стоящего в дверном проеме «быка», вместе с ним протолкнулся в туалет и, со всей силы шарахнув парня затылком о перегородку между кабинками, заскочил в одну из них.

Там он увидел черенок от лопаты, которым дневальные прочищали унитазы, и ткнул им в горбоносого, который рвался к нему, чтобы взять реванш за пропущенный удар. Ткнул прямо в глаз – со всей силы. И тут же блокировал этой палкой удар, который попытался обрушить на него другой «бык». Блокировал и сам ударил – коленкой в пах…

Бакланы могли атаковать его только с фронта: перегородки и стена закрывали подступы с флангов и с тыла. Но их было слишком много, чтобы сдержать удар в лоб. Но Егор все-таки держался.

Палку вырвали из рук, его самого загнали в угол кабинки. Загнали, но с ног сбить не могли. Он закрывался от ударов, бил в ответ. Двое давили на него напрямую, еще двое пытались бить его из-за спин своих дружков. Положение было катастрофическим.

Егор уже не чувствовал в себе сил держаться на ногах, когда вдруг послышался жесткий властный голос. Кто-то из лагерных офицеров пытался остановить бойню. Кто это был, Егор так и не понял. Толпа схлынула, и он, почуяв слабину, лишился чувств…

Сколько раз он бился насмерть в рукопашных схватках, и ни разу его зубы не пострадали. А позавчера – два передних резца долой. Лучше бы нос сломали…

Но с носом все в порядке. И челюсть не сломана. Ребра тоже целые. Ссадины, разбитости, синяки – это не в счет. И сам Егор за это не переживал, и менты думали так же. Нет, чтобы в санчасть его отправить, снова в штрафной сплавили – за нарушение режима. Но Егор не в претензии – главное, что из-под толпы его вытащили. Еще бы чуть-чуть, и все…

– Ну, что скажешь, Егорычев? – с той же ноты, как и в прошлый раз, начал «кум».

– Ничего не изменилось, гражданин начальник.

– Я думал, ты понял…

– Понял, – кивнул Егор.

– Что ты понял?

– Что это было предупреждение, понял.

– Предупреждение, – покладисто улыбнулся «кум». – И хорошо, что ты это понял.

– Хорошо. А плохо то, что я упрямый. Сказал «нет», значит, «нет».

– Упрямство – это твой крест. На могиле… Но если хорошо подумаешь – будешь жить… Три минуты у тебя есть…

Лесницкий встал, поднял с пола свою лейку, подошел к окну и, бросив взгляд на площадь перед воротами, обомлел.

– Эт-то что такое? – оторопело протянул он. – А ну глянь!

Егор приблизился к нему, выглянул в окно и увидел несколько черных, стоящих в стройном ряду иномарок. А перед ними в кривой, но шеренге стояли пацаны в кожаных куртках. Человек семьдесят-восемьдесят. Среди них – Леон, Беляк, Гасила, Брит, Пеха, другие знакомые лица.

Пацаны смотрели на окна административного здания, и Гасила первым заметил Егора, но не узнал его. Да и как можно было узнать, если глаза у него заплыли после недавнего побоища? Но в любом случае демонстрация силы произведена. Лесницкого на икоту от волнения пробило.

– Братва подъехала, – сказал Егор. – Наша братва… Тут меньше половины, – на всякий случай преувеличил он.

По ходу, Леон привез всех своих бойцов. Всех, кто мог встать под ружье в любую минуту. Но были еще и сочувствующие, пацаны из спортивных секций, из мелких уличных банд. В принципе Леон мог собрать еще одну такую же толпу, так что Егор не так уж и соврал.

– Я могу выйти к ним, сказать, чтобы уезжали.

– Да нет! Мы их сейчас сами! – «Кум» отпрянул от окна, метнулся к телефону.