Я быстро протянул руку и свернул ему шею, желая, чтобы уменя было время развести костер. Хотя он сделал это, выглядевшим вродежертвоприношения, трудно сказать, кому принадлежала моральная победа, посколькуя все равно планировал сделать это.

…и запах цветущих каштанов. По всем Елисейским Полям каштаныпенились белым…

Я вспоминал игру фонтанов на площади Согласия… А дальше поулицам и набережным Сены запах старых книг, запах реки… Запах цветущихкаштанов…

Почему я вдруг вспомнил 1905 год и Париж на Отражении Земля,если не считать того, что я был в тот год очень счастлив и мог, рефлекторно,искать противоядия к настоящему? Да…

Белый абсент, «Амар Пикон», гренадин… Земляника со сливками…Шахматы в кафе «Регентство», с актерами «Комеди Франсез», расположенного какраз напротив… Скачки в Шантильи… Вечера в бистро на улице Пигаль…

Я твердо ставил левую стопу перед правой, правую перед левой.В левой руке я держал цепь, на которой висел Камень — и нес его высоко, так,чтобы я мог вглядываться в глубины Камня, видя и чувствуя там появление новогоЛабиринта, который я вычерчивал с каждым шагом. Я ввинтил свой посох в землю иоставил его стоять неподалеку от начала Лабиринта. Левая…

Вокруг меня пел ветер и поблизости ревел гром. Я не встречалфизического сопротивления, с которым сталкивался в старом Лабиринте. Не быловообще никакого сопротивления. Вместо этого — и во многих отношениях хуже — ново все мои движения входила странная обдуманность, замедлявшая их,ритуализировавшая их. Казалось, я тратил больше энергии на подготовку каждогошага — воспринимая его, постигая его и приказывая своему мозгу исполнять его —чем тратил в физическом совершении этого акта. И все же медлительность,казалось, требовалась сама, взыскивалась с меня какой-то неизвестной силой,определяющей четкость и темп адажио для всех моих движений. Правая…

…И, как Лабиринт в Рембе помог восстановить мои растаявшиевоспоминания, так и тот, что я теперь упорно старался создать, разворошил иизвлек запах каштанов, полные овощей фургоны, движущиеся на рассвете к…

Я не был в то время влюблен в кого-то конкретно, хотя быломного девушек — Иветт, Мими и Симон, их лица сливались — и была весна в Париже,с цыганскими оркестрами и коктейлями в «Луи»… Я вспомнил, и сердце подпрыгнулоу меня в груди от своего рода прустовской радости, покуда Время звонило вокругменя, как колокол… И, наверное, это-то и было причиной для воспоминаний, потомучто эта радость, казалось, передавалось моим движениям, наполняло моевосприятие, наделяло мощью мою волю…

Я увидел следующий шаг и сделал его… Теперь я сделал одинкруг, создав периметр своего Лабиринта. За спиной я чувствовал грозу. Она,должно быть, взобралась на край плато. Небо потемнело… Качающиеся, плывущиецветные огни… Вокруг — вспышки молний, а я не мог уделить ни энергии, нивнимания для контроля над положением.

Полностью завершив круг, я мог видеть, что ровно столько отнового Лабиринта, сколько я прошел, было теперь исчерчено на камне и пылалобледным голубым светом. И все же не было никаких искр, никакой щекотки в моихстопах, никаких подымающих волосы токов — только постоянный закон обдуманности,словно огромный груз на мне… Левая…

…Маки, маки и васильки, и высокие тополя вдоль сельскихдорог, вкус нормандского сидра… И снова в городе, запах цветущих каштанов…Сена, наполненная звездами… Запах старых кирпичных домов на площади Вогез послеутреннего дождя… Бар под мюзик-холлом «Олимпия»… Драка там… Окровавленныекостяшки пальцев, перебинтованные девушкой, взявшей меня домой… Как ее звали?Цветущие каштаны… Белая роза…

Тут я принюхался. Аромат от остатков розы в моем воротникеразве что не пропал. Удивительно, что хоть долго что-то прожило от нее. Этоприободрило меня. Я толкнулся вперед, мягко сворачивая направо. Уголком глаза явидел надвигающуюся стену грозы, гладкую как стекло, стирающую все на своемпути. Грохотанье ее грома было теперь оглушительным.

Правая… Левая…

Наступление армий ночи… Устоит ли против него мой Лабиринт?Я желал поспешить, но если что и изменилось, то я двигался со все большеймедлительностью, когда пошел дальше. Я испытывал любопытное чувстводвухместности, почти такое, словно я сам был внутри Камня, сам проходил там Лабиринт,в то время, как я двигался здесь, глядя на него и копируя его развитие. Левая.Поворот… Правая… Гроза и впрямь наступала. Вскоре она доберется до костейстарины Хуги. Я почувствовал запах влаги и озона и терялся в догадках насчетстарого черного ворона, сказавшего мне, что он ждал меня с начала Времени.Ожидал, чтобы поспорить со мной, или быть съеденным мной в этом месте безистории? Что бы там ни было, учитывая обычное у моралистов преувеличение, былоподобающим, что не сумел оставить меня с сердцем, сплошь отягощенным уныниемиз-за своего духовного состояния, он был истреблен под аккомпанементтеатрального грома…

Теперь раздался отдаленный гром, близкий гром и снова гром.Когда я опять повернул в том направлении, вспышки молний были почти ослепляющими.Я стиснул свою цепь и сделал еще шаг…

Гроза протолкнулась прямиком до границы моего Лабиринта, азатем разошлась. Ни одной капли не упало на меня или Лабиринт. Но мало-помалумы оказались совершенно поглощены внутри нее.

Казалось так, словно я находился в воздушном пузыре на днештормового моря. Меня окружали стены воды и в них мелькали темные силуэты.Казалось так, словно вся вселенная нажала, пытаясь раздавить меня. Ясосредоточился на красном мире Камня. Левая…

Цветущие каштаны… Чашка горячего шоколада в кафе натротуаре… Концерт оркестра в садах Тюильри, звуки поднимаются в пронизанномярким солнцем воздухе… Берлин в двадцатые. Тихоокеанские острова в тридцатыетам были удовольствия, но много порядка. Может быть, это не истинное прошлое, аобразы прошлого нахлынут внутрь позже, утешая или мучая нас, человека иликаплю.

Не имеет значения. Через Новый Мост и улицу Риволи омнибусыи фиакры… Художники со своими этюдами в Люксембургском саду… Я, если все будетхорошо, то опять смогу отыскать Отражение, подобное этому, стоящему в одномряду с милым Авалоном… Запах каштанов…

Иду… Визжал ветер и гремела гроза, но меня не задевало. Язавершил еще один виток…